— Гермиона Грейнджер, — улыбается девушка в ответ.
Гермиона… Это что-то из Шекспира, так он полагает. Память подбрасывает множество пьес, в образах которых он находит то самое имя и улыбается. Девушка, кажется, замечает его удивление и восхищение.
— Леди Грейнджер… — Малфой пробует её имя на вкус, оно сладкое и, по ощущениям, немного тягучее.
— Я не леди, — с улыбкой исправляет Гермиона, и Драко приходится сдерживать то, как поразил его этот факт.
— Прибыли с кем-то за компанию? — выдав себя, любопытствует Драко и делает шаг на неё, подхватывая вторую ладонь.
— С семьей Поттеров. Полагаю, вы знакомы с ними, Ваша Светлость.
И пусть слова её официальны и столь грациозны, он не чувствует в них той напыщенности, которую привык слышать. Гермиона, скорее, насмехается над тем, что вынуждена называть его таким образом, ведь видит в нём отнюдь не лорда.
Разворачивая её под своей рукой, Драко ищет взглядом главных соперников семьи Малфой — Поттеров. Гарри со своими родителями Джеймсом и Лили стоят поодаль, не обращая на них никакого внимания.
Странно, но даже тот факт, что ещё одна богатая семья, враждующая и конкурирующая с его семьей, привела сюда эту девушку, нисколько не трогает Драко. Он перемещает руку на лопатки Гермионы, чтобы аккуратно опустить спиной назад.
— И что же вы можете рассказать мне о себе, мисс Грейнджер?
— Зависит от того, что вы хотите знать.
Всё.
Абсолютно всё.
Их лица находятся слишком близко, её грудь упирается в его, между носами всего пара сантиметров, и Малфой напрочь забывает, что они не одни, что вокруг есть люди, даже слишком много. Он перестает ощущать на себе чужие взгляды, не слышит шёпота. Для него остаются только музыка, неровное дыхание Гермионы где-то возле его губ, цветочный запах и карие глаза.
Мерлин.
Её глаза…
Ни один писатель не сможет сравнить их с драгоценными камнями, да. Они не похожи на сапфиры или изумруды… Они цвета карамели, цвета тёмного солнца, когда то закрывает луна и наступает затмение. Они цвета прекрасных полей до того, как взойдут зелёные стебли. Они… цвета янтаря, если подставить его под лучи солнца. Они светятся изнутри таким светом, какой нельзя воссоздать. И пусть янтарь не драгоценность. Пусть Драко сравнит её глаза с оттенком дорогого алкоголя.
Он тонет в них.
Они как омут, в который хочется окунуться с головой. В них хочется теряться, захлёбываться и никогда не всплывать на поверхность.
«Она не леди» — напоминает себе Малфой, когда Гермиона делает от него шаг назад, но вот она шагает вновь, он опускает руку ей на локоть, аккуратно уводит от своего плеча и тянет за тонкую ткань молочного цвета у кончиков её пальцев. А затем отбрасывает перчатку в сторону так, словно та ничего не значит.
Она и не значит.
Прикоснуться к её тёплым рукам всё равно, что просидеть зимнюю ночь у камина с книгой в руках, вкусить самого изысканного вина на ужине с семьёй, выйти ранним летним утром на балкон и вдохнуть полной грудью. Это то волшебство, которое не имеет с настоящей магией ничего общего, и именно оно заставляет кончики пальцев буквально искриться.
Ему кажется, что всё, что он знал до этого,— пустое и бесполезное. До этого момента было неважно ровным счетом ничего, а теперь важна лишь она. И этого достаточно.
Драко видит и страх, и предвкушение в глубине её зрачков, но она не отступает. Следит за тем, как он чертит линию вниз по её предплечью, и ровный строй крохотных мурашек вторит его касаниям, поднимаясь выше, вдоль по руке. Гермиона греет его щёку тёплой ладонью и аккуратно перемещает ту обратно на своё место — на его сильное плечо.
Однако Малфой не останавливается.
Он проводит пальцами по открытому месту возле её шеи, откинув пряди мягких волос в сторону, и снова забывает обо всём на свете. Но когда ему в очередной раз приходится отстраниться от мисс Грейнджер, глотнуть холодного воздуха без неё, — его сердце протестует и намеревается разорваться на несколько частей.
Если люди говорят, что их любимый человек — их вторая половинка, то не потому, что изначально были не целыми. А потому, что женщины крадут половину мужского сердца и уносят с собой, всегда напоминая о том, что кому-то эта часть уже принадлежит. И в то мгновение, когда ты встаешь с ней рядом, дышишь с ней одним воздухом, вместе, — вот тогда все пазлы складываются воедино.
Драко задаёт вопросы. Один за другим, избегая разговоров о её семье или деньгах, почему-то ему это интересно в последнюю очередь. Гермиона смеётся куда-то ему в плечо, когда он спрашивает о любимом вине или времени года. И всё, что узнаёт, кажется ему необычайно важным. Ведь она знает о нём куда больше. Малфой зовёт это нечестным, и Грейнджер снова смеётся. Этот звук проникает ему глубоко под кожу, отдаётся внутри новым чувством. Ранее неизвестным.
Они танцуют ещё две маленьких жизни, проживая их ярко, незабываемо, и мысль, что эта девушка необыкновенна, укореняется в сознании Драко. Он не встречал никого прекраснее, во всех смыслах.
Гермиона умна, это заметно по тому, как она размышляет, отвечая на его вопросы. Она знает себе цену. Краснеет, что выдаёт её смущение от танца перед другими людьми и близости. Однако движется великолепно, как фея, порхающая с цветка на цветок — элегантно и нежно.
Драко кружит её в последний раз, стараясь придумать хоть единый предлог, чтобы попросить её остаться, когда замечает на лестнице со второго этажа знакомую фигуру. Взгляд цепляется за тёмные волосы и яркое белоснежное платье, а руки по-прежнему держат мисс Грейнджер, но видит он, увы, только разочарованный взгляд Астории. Чувствует, что поступает неправильно по отношению к ней, а сам неосознанно притягивает Гермиону ближе.
Астория спускается медленно, шёлк юбки струится за ней по ступенькам, мать горделиво ступает следом, и музыка останавливается в этот самый момент. Драко замирает с девушкой в руках, глядя на предназначенную ему невесту, а затем опускает взгляд и видит, как выражение лица Гермионы стремительно искажает нечто болезненное. Он чувствует себя так, словно предал её, и она, наверное, ощущает то же самое.
Малфой, будучи не в силах произнести ни слова, делает поклон совершенно машинально, притягивает её руку к себе, чтобы оставить невесомый поцелуй, но она всё равно выглядит жутко обиженной и оскорблённой, и он может понять почему. Гермиона торопливо приседает в реверансе и, мимолётно взглянув на Асторию, чуть ли не со слезами на глазах исчезает из поля зрения Драко так быстро, что ему становится дурно. Из уважения к семье Гринграсс он подавляет желание броситься за ней и объясниться. Хотя до конца и не понимает, что именно будет говорить.
Он встречает Асторию, одетую в почти свадебное платье, улыбается и приветствует, но взгляд у девушки уже поник. Сколько же в ней всё-таки мудрости, раз она понимает в чём дело. Возможно, чувствует его желание уйти, поэтому обменивается с ним лишь несколькими словами: спрашивает, как он проводит вечер, и уходит поговорить к сестре.
И Малфой срывается с места.
Ну как срывается… В его реалиях так мог выглядеть как максимум быстрый шаг в сторону тех коридоров, куда ускользнула Гермиона. Он надеется, что она ещё где-то среди них, надеется найти её среди картин, которые так старательно коллекционирует Пэнси, ведь только там ей, мисс Грейнджер, и место. Как истинному произведению искусства.
Драко пролетает один этаж за другим, шлейф её платья так и не попадается на глаза, но он не останавливается, даже когда достигает последнего этажа и чердака, а затем снова спускается. Ему не приходит в голову мысль о том, что он ищет её уже по второму кругу. Малфой не хочет и близко предполагать, что Гермиона спряталась в укромном уголке, дождалась, пока он уйдет, и уехала с бала вовсе, ведь вечер перетёк в ночь уже давно, и гостей становится всё меньше.