Она произносит это, как школьница — старательно вызубренный урок.
— Да что же это за дело? Вы все с загадочным видом болтаете о каком-то деле и никто не может толком ничего объяснить. Что, борьба за свободу всех психов мира?
— Революция сознания, — коротко отвечает Муцуми.
— Какая еще революция?
Но она ничего не отвечает. Просто смотрит на меня с минуту, а потом встает и выходит из комнаты. Когда я вижу ее затылок, воздушные завитки волос на тонкой белоснежной шее, во мне просыпается чудовищное желание схватить эту шею руками и сжимать, пока не хрустнут позвонки.
Похоже, им и из меня удастся сделать чокнутого.
Революция сознания! Подумать только…
Глава 13
Моя первая попытка действовать. Первый акт гражданского неповиновения.
Это происходит на очередном сеансе групповой терапии. Такэо обрабатывает новичка. Номер Двенадцать. У Двенадцатого проблемы с лишним весом, заниженная самооценка и слишком развитое супер-эго. Не попади он сюда, у него были бы все шансы как-то справиться со своей депрессией. Но Такэо говорит:
— А зачем вообще жить такому жирному уроду? Это что, приносит кому-то радость? Кто-то счастлив видеть твою заплывшую жиром физиономию? Кто-то благодарен тебе за то, что ты трясешь перед ним своим пузом? Ты эгоист, дружок. Ты думаешь только о себе и плевать хотел на окружающих.
Парень, похожий на разъевшегося бегемота, сопит, опустив голову. Со своего места я вижу, как его зад свисает по бокам пластмассового сидения, вижу его коротко стриженый затылок с толстенными складками кожи, блестящий от пота. Но с каждый вопросом Такэо, эта жирная туша съеживается, будто втягиваясь внутрь себя.
Остальные сидят, погруженные в свои мысли. Их не волнует ничто, кроме собственных проблем. Какое им дело до еще одного неудачника?
Зато Такэо сегодня в ударе. Он говорит и говорит. Глаза светятся любовью и лаской, мягкая отеческая улыбка не сходит с губ. Если выключить звук, можно подумать, что он рассказывает, как прекрасно будет жить в мире, в котором безраздельно царит доброта. Но звук не выключается и я слышу:
— Сам подумай, если твоя жизнь не приносит никому счастья, может, осчастливит твоя смерть? Может, когда ты умрешь, кто-то вздохнет с облегчением?
Вот тут-то я прячу пустую фляжку в карман, встаю и, слегка пошатываясь, выхожу на середину круга. Такэо замолкает и удивленно смотрит на меня. Наконец-то мне удалось его удивить. Хоть немного…
Я обвожу взглядом людей, сидящих передо мной. Они тоже ничего не понимают. Я для них лишь странный молчаливый алкоголик, планомерно напивающийся в углу комнаты. Тихий, незаметный, Никто-сан. Они не слышали моего голоса, не видели толком моего лица.
Теперь они смотрят на меня, как на человека, неожиданно снявшего шапку-невидимку. Только что было пустое место и вдруг из ниоткуда возникает пьяный парень. Чудеса.
Прежде чем Такэо и остальные сообразили, что к чему, я откашливаюсь и говорю:
— Что вы слушаете этого ненормального? Уходите отсюда и никогда не возвращайтесь. Найдите хороших психологов, если уж они вам так нужны…
Я жду, что Такэо сейчас закричит на меня, ударит, вытолкает из комнаты, как-нибудь отреагирует. Но он сидит, поигрывая своими очками и внимательно слушает. Остальные по-прежнему в ступоре. Я продолжаю свою зажигательную речь:
— Расходитесь! Не будьте дураками. Он же вас убивает! Как вы не понимаете? Он никакой не психотерапевт, он самый настоящий псих, еще похуже вас! Вы должны жить.
Мои слова падают в тишину, как булыжники в воду. Все снова начинают рассматривать пол. Такэо покусывает дужку очков и рассеянно глядит по сторонам, будто происходящее не имеет к нему никакого отношения.
— Да что с вами? — не унимаюсь я. — Встаньте и идите отсюда! Идиоты, вы платите деньги за то, чтобы вас убили! Он убийца!
Мне хочется влепить каждому из них пощечину, мне хочется увидеть в их тупых глазах хотя бы искру интереса и понимания, мне хочется орать, брызжа слюной, в каждую сонную морду: спасайся, придурок!
И Такэо начинает хлопать. Очки, зажатые между пальцами качаются, как маятник. Следом за ним, один за другим присоединяются к аплодисментам и остальные. А я стою в центре круга — смешной, беспомощный, пьяный и вдыхаю густой запах кроличьей шерсти.
Медленно, очень медленно я оборачиваюсь к окну. Немигающий глаз Кролика-мясоеда смотрит на меня. Тупо, равнодушно, точно так, как на меня смотрели эти придурки несколько секунд назад. Глаз гипнотизирует, приковывает к полу. Я почти физически ощущаю, как на меня давит огромная тяжесть… Сквозь вату я слышу:
— Сенсей, а кто это?
— Тоже мой клиент. Правда, у него совсем другие проблемы. Ито-сан, сядьте, пожалуйста на место, если вы закончили выступление…
Я делаю над собой нечеловеческое усилие и отворачиваюсь от окна. Кое-как добираюсь до стула и падаю на него. Рубашку можно выжимать, вся мокрая от пота. Сердце колотится так, словно захотело попасть в книгу рекордов Гиннеса. В правый висок вкручивают огромный тупой шуруп.
Вряд ли сейчас меня можно назвать победителем. Кто-то скажет, что я здорово облажался. И я с ним соглашусь.
Мы выходим из унылого серого здания учебного центра. На улице уже темно. На нас наваливается теплый влажный вечер, одуряющий запах ирисов и стрекот цикад.
— Ну, и что это было? — спрашивает Такэо. — Чего ты полез в круг? Думал, все сразу все поймут и побегут за тобой?
Ответить мне нечего. Разве что: «Да, именно так я и думал». Но это будет еще одним подтверждением моей глупости. Стоит ли? По-моему, мне и так уже удалось убедить в своей глупости всех. Только этим я и занимаюсь последнее время. Тоже хобби, наверное. Кто-то делает из бумаги журавликов, кто-то убивает людей, а я выставляю себя дураком.
— Ладно, неважно… Главное, что ты понял — это тоже пустая затея. Но твое упорство мне нравится. Жаль только, не на то оно направлено… Лучше скажи мне, что ты опять увидел в окне?
— Отстань.
— Попробуй проанализировать, в каких случаях ты видишь то, что тебя так пугает. Что их объединяет? События, ощущения, звуки… Найди какое-то сходство, повторяющуюся деталь. Ключ может быть в этом. Поверь мне как профессионалу, такие вещи лучше не запускать. Это тебе не простуда, которая пройдет сама собой. Если проблему не решить, твой сдвиг будет прогрессировать. У тебя в роду не было никого с проблемами в этом плане?
— А у тебя? — сарказм единственное оружие, которое у меня осталось.
— Не переводи разговор на меня. Так ты ничего не добьешься… Я тебе говорю серьезно, с твоими страхами нужно разбираться. Не будешь этого делать — настанет день, когда они тебя убьют. Может быть, не физически, но неизвестно, что хуже.
— Глядя на тебя, действительно думаешь — неизвестно, что хуже.
— Ты грубиян, — спокойно закуривает он. — Подумай, что ты прячешь за своей грубостью?
— Пошел ты.
— А сейчас? Что скрывается за твоим «пошел ты»? Страх? Неуверенность? Чувство вины? Может, эти слова ты мечтал когда-то сказать своему отцу, и теперь посылаешь всех, кто напоминает тебе его? Проанализируй…
— Скажи лучше, о какой революции говорила Муцуми?
— Задавай вопросы себе, а не другим, узнаешь намного больше.
Больше до самого дома он опять не говорит ни слова. Идет и многозначительно молчит. Похоже, ему очень нравится маска гуру.
Ночью, когда я лежу без сна в кромешной тишине, ко мне снова приходит мой Кролик. Я не вижу его, только чувствую запах. Белый диск луны за окном вдруг исчезает, и я понимаю, что его закрывает кроличий глаз. Он всматривается в темноту моей комнаты. Я не вижу его, он не видит меня. Но мы оба чуем присутствие друг друга.
Страх холодной липкой рукой сжимает кишки. Вернее, даже не страх. Отчаяние. Полная безнадега. Внизу спит маньяк, за окном торчит Кролик-мясоед, где-то в городе расхаживают полицейские патрули с ориентировкой на меня в нагрудных карманах форменных рубашек. Мне некуда деваться. Абсолютно. Тупик. Ловушка. Кто меня в нее загнал? Я сам. Бешено улюлюкая и барабаня сучковатой палкой по пустому ведру.