По мнению Ясукадзу, старик зажился на этом свете. Иногда мне кажется, что если бы у него был хоть один шанс поторопить дядю с отходом в мир иной, он воспользовался бы им. Хотя, возможно, торопить особенно и не придется. У дяди диабет. И, в среднем, раз в год его личный врач, управляющие и куча акционеров начинают паниковать… Последняя паника была незадолго до гибели моей жены. Я даже купил себе на всякий случай костюм, чтобы достойно выглядеть на похоронах… Что ж, это мне удалось.
— Я читал, их акции опять поднялись, — говорит брат.
Трудно, наверное, жить одним ожиданием богатого наследства. Тем более, что никаких гарантий его получения нет. Но мой брат не из тех, кто пасует перед такими сложностями. Он внимательно отслеживает новости на бирже и на рынке недвижимости. Он беспокоится о благосостоянии дяди, как о своем собственном. Малейшая неудача фирмы лишает его сна, а каждую удачную сделку он отмечает в каком-нибудь дешевом ресторанчике. Я же говорю — навязчивая идея. Ему бы не мешало тоже походить на сеансы групповой терапии.
— Ты-то как? Еще не бросил пить?
По его тону я понимаю, что ему вовсе не хочется, чтобы я бросал это занятие. Для Ясукадзу все конкуренты. Не представляю, как он пережил эдипов комплекс…
— Нет, — успокаиваю я моего родного брата. — Еще не бросил. И не собираюсь.
— Зря.
— Да, конечно.
— Ну ладно, — после долгой паузы говорит он. — Мне пора делами заниматься. Может, встретимся как-нибудь? Давай посидим, выпьем, поговорим спокойно…
Это уже сорок восьмое за год предложение встретиться. И в сорок восьмой раз я отвечаю:
— Да, само собой. Звони.
Я швыряю трубку и закрываю глаза.
Человек употребляет нецензурные выражения в среднем 230 105 раз в течение жизни. Галилео Галилей был первым человеком, предложившим использовать маятник для измерения времени. Длина орбиты, по которой Земля движется вокруг Солнца, в двадцать три тысячи раз больше длины экватора Земли. Кенгуру делает вдох при каждом прыжке, независимо от скорости движения…
У меня нет ненависти к брату, вообще никаких отрицательных чувств по отношению к нему. Положительных, правда, тоже. Но ведь это обычное дело. Почему же каждый его звонок выбивает меня из колеи? Неужели потому, что подсознательно я виню его в смерти моей жены? Глупо. Действительно глупо… Хотя, если бы он не собрался тогда приехать, сейчас все было бы по-другому. От этой мысли не так-то легко отделаться, даже понимая, что она бредовая.
Честно говоря, я искренне желаю, чтобы дядя помер и оставил Ясукадзу хорошее наследство. Может быть, тогда он перестанет изображать из себя заботливого любящего брата…
Голова трещит. От противного кислого привкуса во рту не спасает даже мятная жевательная резинка. Больше всего хочется оказаться сейчас в своей постели и чтобы под рукой был аспирин или бутылка холодного пива. Но вместо этого я слушаю бормотание мужчины в строгом деловом костюме, который сидит напротив меня, зажав ладони между колен. Он новенький в группе и суть его признаний сводится к тому, что он устал пахать на благо своей семьи. Жадная жена и неблагодарные дети — с одной стороны и желание хоть день пожить для себя — с другой. Такая вот у него проблема.
«Посади их в машину, у которой болты на колесе закручены на пол-оборота» — хочу сказать я ему. Хочу посоветовать что-нибудь надежное и радикальное. Что-нибудь такое, что навсегда избавит его от необходимости горбатиться с утра до ночи в обставленном ореховой мебелью офисе. Что-нибудь по-настоящему конструктивное, способное полностью изменить его жизнь. «Посади их в машину, которую ты не проверял черт знает сколько времени, потому что была куча куда более важных дел — сверхурочная работа, приобретение нового холодильника, посещение парикмахера или вечеринка по случаю повышения зарплаты, — посади их в такую машину и отправь покататься за город. А сам иди пить пиво и жди телефонного звонка из полиции»…
Юрико поглядывает на меня, ожидая комментария. Ей хочется, чтобы я выступил со своей историей. Стал оппонентом этого забитого жизнью парня. Она обожает, когда у кого-нибудь в группе срывает крышу. Сама она говорит, что в такие моменты человек показывает свое настоящее лицо. Зачем ей нужно его видеть, Юрико объяснить так и не смогла.
Мужчина в костюме все не унимается. Он пока еще не понял главного правила игры — твои сложности никого не интересуют, всех интересует только возможность выговориться. Он верит, что ему здесь помогут, бубнит и бубнит о том, как хреново ему приходится. И я уже на самом деле собираюсь сказать что-нибудь такое, что заставит его заткнуться, но меня опережает психолог: