Я думаю о том, что могу запросто подохнуть в своей вонючей квартирке от заражения крови. И о том, что найдут меня только тогда, когда запах гниющего тела начнет доставать соседей. Вздувшегося, позеленевшего меня отвезут в морг, установят личность и свяжутся с моим братом. Тот подтвердит, что лежащая на металлическом столе полуразложившаяся масса является его братом, Ито Котаро, и отправится домой, ожидать наследства, делить которое уже ни с кем не придется. Может, пропустит вечером на радостях стаканчик виски. А Юрико тем временем влипнет в историю, и не будет никого, кто смог бы ей помочь.
Отличный план на ближайшую неделю. Просто отличный…
Не знаю, что меня больше расстраивает — возможность собственной смерти или возможность смерти Юрико. Мне бы очень хотелось сказать, что беспокоюсь я только за нее. Но когда лежишь один в темной квартире со ступнями, походящими на несвежий фарш, и чувствуешь, как поднимается температура, можешь позволить себе такую роскошь, как честность с самим собой. И после недолгих размышлений я прихожу к выводу, что умирать вот так не хочу. Да, Юрико… Да, конечно, Юрико… Но все же больше огорчает перспектива собственной смерти. Остальное потом…
Боль и страх хорошо прочищают мозги. И на какое-то время я становлюсь нормальным человеком. Нормальным, трясущимся за собственную шкуру сукиным сыном.
Медсестра отдирает присохшие бинты, а я лишь хрюкаю под суровым взглядом молодого врача.
— Вы что, на битых бутылках танцевали? — спрашивает он, ковыряясь пинцетом в сочащихся гноем нарывах.
Я смотрю на белые кафельные стены процедурного кабинета, на тележку с угрожающего вида приспособлениями, предназначенными, как принято думать, для облегчения страданий больного, на ноги медсестры, обутые в белые мягкие туфли без каблуков, на ее халат, испачканный моей кровью и гноем. Я смотрю на все это, пытаясь фокусировать взгляд на деталях. Но с каждым прикосновением пинцета к моим вздувшимся ступням делать это все сложнее. Я заставляю себя думать о чем-нибудь отвлеченном.
Бетховен всегда варил кофе из шестидесяти четырех зерен. Практически все вороны умеют считать до пяти. Гепард — единственная кошка, которая не может прятать когти. Из-за особенностей строения глаз, воробьи видят мир в розовом свете.
— Почему сразу не обратились к врачу? — спрашивает он, поливая мои ноги горящим напалмом.
Розовое масло состоит из 275 ароматических соединений. Средняя женщина за свою жизнь использует около двух с половиной килограммов губной помады. Таракан без головы живет шесть часов. Сердце жирафа весит одиннадцать килограммов.
Я хриплю, шиплю, отдуваюсь, комкаю простыню, но не произношу ни слова. Потому что знаю — первое же слово превратится в крик. А врач невозмутимо продолжает сдирать с моих ног кожу…
Спустя три часа я подписываю какие-то бумаги, получаю от врача баночку с мазью цвета болотной тины и совет быть впредь поосторожнее со стеклом. Дельное замечание.
Мне предлагают взять напрокат инвалидную коляску или хотя бы костыли, но я отказываюсь. Просто нечем за это заплатить.
Понимание того, что теперь моя жизнь вне опасности, придает достаточно сил, чтобы доковылять до метро.
Дома я наконец делаю то, что хотел сделать весь день, — теряю сознание.
Четыре дня я не могу дозвониться до Юрико. Все, что мне удается, — поговорить в ее отцом, который сообщает, что девушка не появляется дома уже неделю. Судя по голосу, он не очень-то переживает. Он говорит, что иногда она исчезает и на месяц. Так что причин для волнений нет.
— Придет, куда она денется? — астматически дышит он в трубку. — Деньги закончатся, и придет. Она всегда так делает. Передать, что вы ей звонили?
— Да, пожалуйста, — вежливо отвечаю я.
Может быть, он и прав. Может быть, она действительно захотела немного развлечься на папины денежки. Может быть, ее привлекла жизнь огяру*. Может быть, она нашла парня и теперь живет у него… Если задаться целью, таких «может быть» можно придумать не один десяток.
* Когяру (kogyaru — от kogirl) — «тусовщицы». Девушки-старшеклассницы, проводящие все свое свободное время, тусуясь с друзьями в модных и дорогих кварталах больших городов — прежде всего в токийском квартале Сибуя. Огяру (ogyaru — от ogirl) — наиболее радикальная разновидность когяру. Бродяги, месяцами не бывающие дома и живущие на тусовочных квартирах или просто на улице.
Но есть и другие «может быть». Например: может быть, Юрико уже сидит в горячей в ванне, и вода медленно окрашивается в красный цвет от крови, вытекающей из разрезанных вен. Может быть, Юрико бродит по городу, выбирая здание повыше, чтобы использовать его крышу как трамплин. Может быть, заходит в аптеку, чтобы купить несколько упаковок мепробамата или фенобарбитала… Ну, и все такое.