Девушка бросилась с небоскреба, парень вскрыл себе вены, женщина повесилась на потолочной балке своего загородного дома. Кто обратит на это внимание? Рядовое самоубийство, вот и весь разговор. Таких только в Токио набирается по паре десятков в день. Никому и в голову не приходит как-то связать эти случаи, копнуть поглубже и обнаружить, что некоторые из этих людей незадолго до смерти вступали в контакт с человеком или целой организацией, которая остро нуждалась в «добровольцах». Ни о каком серийном убийце и речи быть не может. Вообще об убийствах никто не думает… Что может быть очевиднее предсмертной записки с добрыми пожеланиями тем, кто остается?
Неудивительно, что до сих пор никто не забил тревогу. Пока связать все воедино могу только я. Только я представляю себе масштаб происходящего. Только я могу что-то изменить. И каждый день я старательно записываю в блокнот имена, адреса, подробности, краткие описания того, как именно очередной «клиент» отправился на тот свет. Я с головой ныряю в это дерьмо, чтобы положить ему конец.
И все из-за Юрико. Она все-таки сумела втянуть меня в это. Я надеюсь, что не ценой своей жизни. Но чем больше исписанных страниц в блокноте, тем меньше надежды.
Непонятно, кому все это нужно? Для чего подталкивать к самоубийству несчастных забитых психов? Только для того, чтобы написать очередную картину типа: «То, что осталось от девушки после прыжка с двадцать второго этажа на рассвете»? Это единственное объяснение, которое я могу придумать, исходя из имеющихся у меня сведений. Хотя абсолютно нелепое… Чтобы нарисовать такое количество трупов, нужно работать по сорок пять часов в сутки без выходных.
Чем дальше я продвигаюсь в своих поисках, тем больше появляется вопросов. И тем сильнее я убеждаюсь в том, что ничего не понимаю. Есть, вернее, должна быть, одна маленькая деталь, которая связывает все воедино, превращая хаотичное нагромождение бессмысленных фактов в четкую и логически правильно построенную систему. Вот до этой детали мне никак и не добраться. Это чем-то похоже на психологический тест. Мне нужно определить принцип, по которому сгруппированы предметы, не имеющие на первый взгляд ничего общего.
Брат звонит, кода я лежу на не разобранной постели и смотрю, как мигает реклама, установленная на крыше дома напротив. Без «бумсов» из-за стены комната напоминает теперь дискотеку для глухих. Дергайся в такт мерцанию неонового света и будь счастлив…
— Ну, как у тебя дела? — спрашивает брат, и я представляю, как он сейчас ковыряет в ухе.
— Ты нашел что-нибудь?
— Я тут подумал на досуге… Мне кажется, что твоя идея несколько бредовая. Не обижайся. Человек, по телефону заставляющий совершить самоубийство, — что-то из тех сказочек о зомбировании и промывании мозгов. Двадцать пятый кадр и все такое… Любимая тема желтой прессы. Скорее всего, твоя девчонка развлекается сейчас с каким-нибудь парнем, пока ты с ума сходишь.
— Очень умно. Но должен тебя разочаровать. Кое-что я разузнал. Некоторые самоубийства действительно как-то связаны. Есть что-то общее… Не знаю подробностей, но общие черты есть, как минимум, у двенадцати случаев внезапного суицида. Это только за последние полгода… Так что никакой желтой прессы.
Ясукадзу молчит, и я представляю, как он изучает кончик мизинца, испачканный серой из уха. Да, его сложно назвать приятным парнем.
— Ты уверен? — наконец спрашивает он.
— Абсолютно.
— Это, конечно, меняет дело… Хотя мне по-прежнему трудно в это поверить.
— Мне тоже было трудно. Если хочешь убедиться, могу продиктовать несколько имен. Поговори сам с этими людьми. Может, тебе удастся выяснить больше, чем мне.
— И ты думаешь, что это как-то связано с той сумасшедшей художницей?
— Не знаю. Теперь уже не знаю… То есть она имеет какое-то отношение к делу, но я не могу понять, какое именно. Знаю одно: среди покончивших с собой были ребята, картины которых она уничтожила. Двое из них называли себя добровольцами.
— Какими еще добровольцами?
Мне приходится коротко рассказать ему о том, что удалось узнать за эти дни. Когда он начинает говорить, в его голосе слышится неподдельная заинтересованность проснувшегося вдруг журналиста:
— Слушай, если ты не ошибся, это может быть сенсацией.
— Эй, никаких сенсаций! Во всяком случае до тех пор, пока я не найду Юрико… Мы же ничего толком не знаем. Если речь идет о каком-нибудь психе, я не хочу, чтобы он наложил в штаны и от страха начал делать глупости. Знаешь, как это бывает — ненужные свидетели и все такое.