— Не угадал, — говорит Такэо.
Действительно, не угадал. В обойме стандартные патроны «люгера», с гладкими конусообразными пулями FMJ. Тут уж будет дырка так дырка… Механически я возвращаю обойму на место.
— Можешь им воспользоваться, — говорит маньяк.
Женщины по-прежнему молчат. Хотя уж от них-то можно было ожидать реакции поживее. Неужели все настолько уверены, что я не выстрелю? Вот такое впечатление я произвожу, да?
Меня бесит их спокойствие.
Меня бесят их равнодушные глаза.
Меня бесит то, что они считают меня ни на что не способным придурком. И не стесняются показать это.
Медленно, как во сне, я опускаю флажок предохранителя и поднимаю Glock. Ствол смотрит в грудь Такэо. Прямо туда, где над нагрудным карманом виден прямоугольный след от споротой нашивки U.S.ARMY. Мушка выписывает различные геометрические фигуры, но это неважно. С такого расстояния промахнуться невозможно.
В комнате становится очень тихо. Настолько тихо, что я слышу тиканье дешевых кварцевых Casio на запястье у Такэо. Он выжидающе смотрит на меня. Так смотрят на дрессированную обезьяну — что, интересно, она еще выкинет? В глазах нет страха, нет ничего сумасшедшего, только спокойное любопытство и ожидание. Мир перестает существовать. Эти глаза втянули, всосали его, как маленькие черные дыры.
Я чувствую, как по виску скатывается капелька пота. Я облизываю пересохшие губы. Я почти перестаю дышать. Рука, держащая пистолет, медленно наливается свинцом, отчего срез ствола увеличивает амплитуду.
Палец прилепился намертво к спусковому крючку. Примерз к нему, сросся с ним. Если я случайно дернусь, если вдруг хоть одна мышца непроизвольно сократится, прогремит выстрел. Центральная нервная система посылает возбуждающий сигнал к мотонейронам, мембрана мотонейрона поляризуется, и он генерирует серию импульсов, направляемых по аксону к мышечным волокнам. Так это дерьмо описал бы физиолог или врач. Так происходит это дерьмо внутри меня. Но снаружи все будет выглядеть гораздо проще. Неуловимое движение пальца — и готов труп. Все равно, что равновесие аптекарских весов — если на одну чашу упадет почти невесомая пылинка, оно нарушится. Скажи что-нибудь сейчас Муцуми, и ей придется отмывать свой диван.
Я это понимаю.
И он это понимает.
Но делает вид, что ему наплевать. Или на самом деле наплевать. Я не знаю. Вряд ли это знает даже он сам.
Понятия не имею, сколько это длится. Мне кажется, что всего лишь пару-тройку вечностей. Нелепая немая сцена. Пародия на драму. Если у парня, сидящего напротив, есть хоть немного мозгов, то для него этот промежуток времени раз в десять больше.
И тут окаменевшую, оцепенелую тишину нарушает какой-то нелепый звук. Даже не звук, а так, намек на него. Я, все так же находясь под гипнозом, перевожу взгляд на Юрико. Она подпиливает ногти.
Из меня выдергивают стальной штырь, и я обмякаю. Рука с пистолетом безвольно опускается.
А этот придурок берет чашечку и прихлебывает кофе. Он говорит:
— Значит, этот вариант тебя тоже не устраивает… Итак, сдать меня полиции ты не можешь, уехать ты не можешь, убить меня не можешь. Теперь вопрос: так чего же ты, собственно говоря, можешь?
Мне настолько погано, что я почти не слышу его. Так, отдельные слова. Все остальное сливается в ровный гул, на манер пчелиного роя. Мне по-настоящему хреново… Если бы я мог, поднес бы ствол к собственному виску и нажал спуск. Проблема в том, что даже этого я сделать не в силах. Даже такой пустяк для меня — невыполнимая задача.
И я спрашиваю себя: когда ты все растерял, дружище? Все, что было в тебе стоящего…
— У тебя есть виски? — спрашиваю я у Муцуми.
Она кивает и уходит на кухню. Видимо, виски у нее появляется только с приходом брата. Ну-ну… Пока ее нет, мы сидим молча. Юрико все пилит ногти, а Такэо рассеянно гоняет пальцем по столу пустую чашку. Я же ставлю Glock на предохранитель и кладу его перед собой на голову карпа. Движение чашки не прекращается.
Муцуми возвращается с бутылкой Suntory и стаканом, в котором побрякивают в такт ее шагам кубики льда. Я сворачиваю крышку, наливаю почти целый стакан и салютую им моему сегодняшнему победителю.
Стакан виски в руке — мой белый флаг. Грядущее опьянение — безоговорочная капитуляция.
Все так, как не должно было быть.
Глава 12
— Я не вижу смысла в том, чтобы продолжать жить, — говорит девушка под номером 8. - абсолютно никакого смысла. Пока был жив отец, мне нужно было за ним ухаживать. Сейчас он мертв, и я никому не нужна. Да и мне никто не нужен… От людей меня тошнит. А людей тошнит от меня. Я такая уродина… Лучше уж умереть, чем видеть, что на тебя смотрят, как на уродину…