— Я о ней слышал. Здесь все о ней слышали. Она просто легенда из-за этих кхмеров, которых боятся даже тайские бандиты. Проворачивала какую-то операцию с яа-баа и использовала кхмеров в качестве крыши — так по крайней мере говорят. Ее уважают, потому что она сумела стать для них божеством. Ты же знаешь этих кхмеров из джунглей. Теперь они буквально готовы отдать за нее жизнь. Такова легенда. До сегодняшнего дня я не прислушивался к ней. Посмотрю, что мне удастся для тебя сделать.
Фриц вежливо спросил о моей матери, и мы обсудили возможность его помилования в этом году. К тому времени как я собрался уходить, все сигареты с банкнотами были уже у него. Денежный поток позволял ему все это время оставаться в живых. А мне какой-то неизвестный ежемесячно переводил на счет деньги из Германии.
Дорога из мрачного здания тюрьмы в свободный мир очень длинная и очень прямая и кончается в общественном саду, где цветут гибискусы, бугенвиллеи, орхидеи и зеленеют пышные кроны тропических деревьев. Как медитирующему человеку не заметить в этом некую замену оси сознания?
Возвратясь в свое жилище, я почувствовал, что мой дух исчерпал возможности общения с миром, рана вызвала озноб, и мне, как обычно после визита к Фрицу, для медитации требовалась определенная поддержка.
Основная ветвь буддизма с неодобрением относится к употреблению ганжи, и величайшие мужи осуждают отравление организма в любой форме. Но с другой стороны (уговаривал я себя), буддизм — не застывший навеки свод правил. Это органический Путь, который приспосабливается к настоящему моменту.
Я прятал кое-что у себя под матрасом и теперь, набив сигаретку, от души затянулся. И внезапно превратился в одно сплошное горе. Сорвал с себя пластырь — пусть сочится кровь. Лелеял в себе боль (благословенный Будда, как же я любил этого парня!). Я не желал облегчения, я хотел, чтобы он был со мной. Ощущая, как боль концентрируется между глаз, свернул еще одну самокрутку, постаравшись сделать ее как можно длиннее, и начал все сначала. Я не хотел просветления, я хотел этого парня. Прости, Будда, я любил его сильнее, чем тебя.
Глава 29
Каждый в нашей профессии скажет, что расследование — это приземленный процесс простого арифметического сложения. Часто мозг автоматически выполняет эту задачу, подобно программе компьютера, когда на экране ничего не отражается. Ответ возникает в голове будто по волшебству, хотя никакого волшебства нет, а есть систематизация подсознательных ключиков, намеков и нечаянно оброненных или специально сказанных слов, когда у людей не хватает духу прямо открыть правду. Подозрения сформировались задолго до того, как я попал в больницу. Но когда мать сказала, что у нее дела в городе, я почувствовал, как у меня засосало под ложечкой, словно у любовника, предположившего самое худшее.
Нонг уже некоторое время жаловалась на скуку провинциальной жизни, а ее безрассудные планы добывания денег включали в себя все, кроме наркотиков. Их она не одобряла, хотя в середине жизни пристрастилась к ганже. Я уговорил ее не связываться с незаконными иммигрантами, не бороться за сохранение исчезающих видов, убедил не организовывать сельский бордель или казино и не иметь дела с синдикатом, который занимался общенациональной лотереей.
Последние телефонные разговоры были полны намеков, но не один из них не расцвел пышным цветом признания, зато с пугающим постоянством произносилось слово «недвижимость». Теперь, поскольку ей требовалась помощь, она назвала мне адрес. Все еще испытывая боль в наложенных на рану швах, я взял такси и отправился на сой Ковбой. Недвижимость состояла из клочка земли между клубом «Ветлипс» и «Райд эм Бронко» — двумя громадными развлекательными заведениями, которые в пик сезона нанимали по нескольку сотен стриптизерш. Между ними затесался маленький паб, принадлежащий англичанину. Хозяин по необъяснимой причине отказался пускать на свою территорию проституток и поэтому — как сказала мне мать, отводя глаза, — не мог платить полиции за крышу.
На ней были обтягивающие черные леггинсы, белая блузка с короткими рукавами и красный шарф на шее. Черные волосы заплетены в блестящую косу, конец которой украшали цветы. В ушах золото, на шее такой же золотой Будда, — он раскачивался, когда Нонг выкидывала на улицу картонку из-под пива. Она выглядела потрясающе, когда улыбалась мне, и пахла, как магазин на Вандомской площади, куда нас водил Трюфо.
— Но зачем ему полицейская крыша, если он не зарабатывает на проституции?
Мать неодобрительно фыркнула.
— Нужно увеличивать доходы на улице. Прокручивать деньги, заставлять их работать. Нельзя предаваться романтическим мечтам — это верный путь к банкротству.
Я шумно вздохнул и почесал затылок. Знакомые слова, но я ни разу не слышал их из материнских уст.
— Что ты задумала?
— Я окончила краткосрочные курсы по менеджменту. Не говорила тебе, потому что не хотела, чтобы ты надо мной смеялся. И еще потому, что у тебя нет склонности к бизнесу, так что ты меня не поймешь.
— Окончила курсы? Каким образом?
— По Сети, дорогой. Разве я тебе не говорила, что у нас в Печабуне появился широкополосный Интернет? Теперь женщине нет необходимости замыкаться в своем доме, как в тюрьме. Пара щелчков мышью — и она в большом мире.
Я распахнул дверь и увидел, что здание намного просторнее, чем выглядит снаружи. Справа располагалась длинная стойка бара, царила атмосфера пробирающей до костей меланхолии, в которой так нравится напиваться англичанам. На кране за стойкой — этикетка «Гиннесса» и целый спектр английских сортов пива. Танцевать негде, помещение со старомодным интерьером и маленькими столиками, за которыми лысеющие англосаксы могут побеседовать тет-а-тет за кружкой темного эля. В конце зала — неизменные дротики. Такие пабы разбросаны по всему Крунгтепу, и у них прекрасно идут дела. Не только англичане, но и датчане, и немцы тоже иногда не прочь сбежать в эти оазисы из мира продажной плоти. Но с другой стороны, арендная плата на сой Ковбой одна из самых высоких в городе, потому что здесь очень прибыльное место. Мои подозрения росли.
— Мама, как долго англичанин владел этим заведением?
— Лет тридцать. Готов был уйти на пенсию.
— Когда ты начала искать недвижимость?
— Я постоянно молилась Будде об удаче, только в прошлом месяце десять раз ходила в храм, каждый день жгла благовония. — Нонг подняла на меня глаза. — Мы обошлись с ним мягко. С состраданием.
— Кто тебя поддерживает и как ты этого добилась?
— Будет тебе, Сончай. Я уважаемая женщина на пенсии. То, чем я занималась раньше, чтобы свести концы с концами и дать тебе образование, осталось в прошлом.
— Тогда каким образом ты осилила ренту?
Мимолетная улыбка, и она отвела глаза.
— У меня есть партнер. Деловой партнер.
— Кто?
— В данный момент я бы предпочла не называть его имени. Ты что, не видишь, что я занята?
— Я не могу тебе помочь. У меня еще не сняты швы.
Нонг затащила за стойку бара ящик с пивом и распрямилась. Теперь я понимаю, что это был символический жест, — она хотела пробудить нежные чувства в верном сыновнем сердце. Из глубины паба показался парень с лоснящейся от пота голой грудью и принялся переносить с улицы выстроенные вдоль стены ящики с пивом.
— Я не прошу тебя таскать пиво, только хочу, чтобы ты мне помог разобраться с планами. Порядок такой: их должен одобрить ответственный человек, который готов за меня поручиться, а затем утвердить местный полковник полиции. Вот я и подумала: пусть лучше за меня их подпишет самый блестящий детектив из Восьмого района. А для солидности приложит печать или еще что-нибудь.
— А какой толк в печати Восьмого района, если здесь Шестой район… — Я все понял и запнулся на половине фразы. — А почему не Викорн, если ты хочешь, чтобы твои бумаги подписал кто-нибудь из Восьмого района?
Нонг попятилась в глубину бара, я продолжал на нее наступать.
— Он не желает, чтобы упоминалась его фамилия, все сразу догадаются. Ну ты же мой сын и служишь в Восьмом районе.