Облик агента ФБР явно изменился. Она была в майке, на ее груди горела надпись: «Так много мужчин, и так мало времени». Короткие шорты, едва прикрывавшие бедра, сандалии на липучках. Выкрашенные в морковный цвет волосы по-мальчишечьи торчали в разные стороны. На губах — улыбка, какой я еще у нее не видел. Помада отливала влажным блеском. Я не сумел скрыть изумления.
— Привет! Я вас побеспокоила? Пришла в неподходящий момент?
— Как вы узнали, где я живу?
— Заглянула в компьютер и выяснила. Проще простого…
— Я хотел спросить: как вы нашли район?
— Это тоже нетрудно. Наняла машину с шофером. Здесь это очень дешево. Хотя в любом случае платит Бюро. Присматривать за вами входит в мои обязанности. Но я уйду, если помешала.
Джонс заглянула поверх моего плеча. Я сделал шаг в сторону:
— Заходите.
Она переступила порог.
— Вот здесь я живу.
Было несложно взглянуть на мое жилище ее глазами. Берлога размером восемь на десять футов, без окон. В одном углу дыру в полу маскирует тонкая рассыпающаяся плита. Воздух проходит сквозь черное отверстие в задней стене, которое соединено с общим каналом для вентиляции помещений. В ветреный день я знаю, что у каждого из моих соседей на обед. На стене висит портрет короля, рядом, там, где у всех нормальных людей стоит телевизор, — узкий книжный шкаф. Все мои книги на тайском языке.
— Буддизм, — объяснил я заинтересовавшейся Джонс. — Я буддистский книжный червь.
Вместо мебели только матрас на полу. Американка была явно ошарашена, но, к своей чести, не пыталась этого скрыть.
— Не знаю, что и сказать, Сончай. Никогда не видела… то есть я имела в виду…
— Вы хотели сказать, что вам никогда не приходилось видеть подобной норы? — Я был безжалостен. Чувствовал, что могу утереть ей нос, к тому же моя депрессия чудесным образом прошла.
Кимберли не отвела глаз.
— Да, мне никогда не приходилось видеть подобной норы. Извините.
— Добро пожаловать в третий мир.
Странная штука — секс. Сила, которая, как наркотик, способна изменить настроение. Джонс излучала здоровье, и в ней ощущалось некое обещание. Без сомнения, в ее голове, как и в моей, мелькали картинки безудержного секса. Мы одновременно кашлянули, и она улыбнулась яркими влажными губами.
— Я подумала, что вам необходимо встряхнуться, и купила два билета на кикбоксинг на стадион «Лумпини». На сегодня. Слышала, бой предстоит серьезный. Не откажетесь меня сводить? Такие вещи очень для меня интересны. Но если предпочитаете сидеть здесь и тешить себя суицидальными мыслями…
Машина оказалась белым «мерседесом». Устроившись на заднем сиденье, Джонс продолжила:
— Вчера вечером я пыталась смотреть тайское телевидение. Мне показалось, что передавали мыльную оперу, но ничего подобного я раньше не видела. Люди постоянно умирали и возрождались и продолжали вести те же разговоры, что и до смерти. Появлялись всякие призраки и куча чародеев, на которых не действовали силы гравитации, и они жили в волшебной стране в пяти милях над землей. Это отражает тайский образ мыслей?
— Пять миль над землей — примерно так и есть. Но вы упустили из виду скелет.
— Ах да, в самом деле там был очень щегольской скелет. Он ходил по пятам за парой главных героев. Что он изображал?
— Не забывайте, наш народ придерживается философии холизма, то есть целостности. Мы не можем брать от жизни крохи, словно любовники, которые выходят прогуляться на закате и притворяются, что дальше ничего не последует.
По дороге на стадион «Лумпини» я решил немного просветить ее по части культуры.
— То, что мы едем смотреть, нельзя назвать кикбоксингом. Кикбоксинг — синтетический вид спорта, изобретенный после фильмов с Брюсом Уиллисом. Муай-тай — это нечто иное.
— Неужели? И каковы правила?
— Правил, по сути дела, нет.
Американка хмыкнула:
— Забавно.
— По крайней мере не было до тех пор, пока мы не изобрели их для показа боев по международному телевидению. Теперь спортсмены надевают на руки потешные перчатки. А в старину боксер опускал в клей куски марли и наматывал на кулаки. А поверх украшал травой.
— Интересно.
— Речь идет о национальной обороне. До сравнительно недавних времен в войнах с Бирмой (а мы всегда воевали с Бирмой) сражение в основном сводилось к драке стенка на стенку. Скажете, до крайности примитивно? Зато не было потерь среди мирного населения, никто не страдал от обстрелов своими войсками, обходилось без разрушения жилищ. В крупной войне такого типа с каждой стороны погибало около тысячи человек.
— Я поняла вашу мысль. С тех пор мир далеко ушел. — Джонс откинулась на спинку и, словно ребенок, утонула в подушке.
— Муай-тай обрел силу в семидесятых, когда обладатели черных поясов боевых искусств из Японии, Гонконга и Тайваня бросили вызов нашим парням. Цвет карате, кун-фу, дзюдо и других видов борьбы съехался на грандиозный турнир. — Я сделал эффектную паузу.
— Я заинтригована, — усмехнулась Кимберли. — И что произошло? Полагаю, чужаки проиграли, иначе у вас не было бы такого выражения на лице.
— Ни один из чужаков не продержался на ринге против тайского боксера дольше минуты. Наши ребята привыкли к ударам по лицу. Их бьют так с шести лет — в этом возрасте начинаются тренировки. А приезжие казались скорее танцорами, чем бойцами.
— Попытаюсь угадать мораль: с тайцами лучше не связываться. Так?
— Безумие — выводить нас из себя.
Мы замолчали на целых пять минут. Мое настроение снова стало портиться.
— Хотите поговорить? — спросила, не глядя на меня, Джонс. — В Штатах считается, что полезно разговаривать о том, что гнетет. Буду с вами откровенна, Сончай, во время знакомства вы буквально ошарашили Тода Розена своим замечанием. У него было бы легче на душе, если бы мы с вами узнали друг друга получше.
— В самом деле? Что я такого сказал? Допустил бестактность?
— Вы сказали, что собираетесь укокошить того, кто повинен в смерти вашего партнера. Все казалось не таким ужасным, пока считалось, что это местные разборки. Но в деле всплыло имя уважаемого Сильвестра Уоррена, и Тод немного нервничает.
— В американских камерах есть окна?
— А вам не все равно? Никогда не встречала мужчину, которого не могла понять. Но вы… — Она покачала головой.
— Полагаю, что Розен нервничает по многим причинам. Почему он здесь? Бангкок не лучшее место для продвижения по службе. Он где-то свалял дурака. Так?
— Распался его третий брак, и он пристрастился к спиртному. Розен — хороший человек, честный. Людям нравится с ним работать.
— А Нейп?
— Нейп? Джек Нейп — один из тех американцев, которые, приехав в Бангкок, на следующий день дали себе клятву никогда отсюда не уезжать. Наверное, его можно назвать беженцем от феминизма. Он женился на местной и уйдет в отставку в ту самую минуту, когда Бюро решит отозвать его на родину. Скорее всего попытается найти работу в какой-нибудь американской юридической конторе. Он очень умен, много знает о вашей стране. Я слышала, что он неплохо говорит по-тайски.
Я не стал объяснять, что Розен в своей последней инкарнации был врачом, страдал от жуткого нервного срыва и до сих пор пытается с ним справиться. А Нейп — простой домохозяйкой, отравившей мужа. Сама Джонс — мужчиной, гангстером и большим охотником до женщин. Тем самым, которого отравил Нейп. Поэтому они снова встретились и испытывают друг к другу былую неприязнь.
— А вы?
— Что — я?
— Почему вы изменили свой образ? Мне казалось, что вы со своей формой одно целое.
Джонс недружелюбно покосилась на меня:
— Хотите знать? Устала быть незаметной в этом чертовом городе. Девушки тоже обладают собственным эго — это постулат двадцать первого века, и вам лучше к этому привыкнуть.
— У вас не было мужчины?
Томительная пауза.
— Я не осуждаю живущих здесь американцев. Вчера я познакомилась с женой Нейпа. Она обворожительна и ходит так, словно ее родители заплатили миллион долларов за обучение осанке. Но с другой стороны, все здешние женщины, даже самые необразованные, обладают такой же пластикой.
— Прическа и майка помогли вам?
— Нет. Давайте поговорим о вас.
— Я неудачник. Спросите моего полковника, он вам скажет. За десять лет службы не принес полиции никакой существенной пользы.
— Вы чувствуете себя виноватым, потому что не берете взяток?
— Поймите, Тайская королевская полиция всегда шла впереди своего времени. Она функционирует как современная индустрия: каждый коп является точкой, которая приносит прибыль.
— Я слышала об этом. Полагаю, ваши полицейские обладают судебной неприкосновенностью, что бы они ни совершили.
Я задумался.
— Копы, дающие показания на открытом суде против своих товарищей, могут замарать честь мундира. Все проступки следует разбирать келейно.
— Вот как? И каково наказание для провинившихся? Запрещение брать взятки в течение недели?
— Может быть и так, если проступок не слишком тяжелый. — Я понял ее интерес. Джонс напала на жилу и нащупала отличную тему, чтобы повеселить своих товарищей по возвращении домой.
— Расскажите, какое средневековое наказание грозит тому, кто в самом деле выведет из себя полковника?
— Принудительное самоубийство, — пробормотал я. — Мы честная служба и ждем, что злостные нарушители после должного разбирательства поведут себя как мужчины.
— Инсценировка судебного процесса?
Перед моим внутренним взором возникла картина. Я не из тех, кого обычно приглашают на тайные сборища. Такое случилось всего раз: мрачное настроение сидевших в большой комнате полицейских всех рангов из каждого района Крунгтепа. Испуганный сержант на месте обвиняемого, перед ним стол, на нем стакан воды и служебный револьвер. Мне захотелось переменить тему.
— Все не так страшно. Представьте молодого фаранга, которого поймали с ганжей. Он платит полицейскому пять тысяч батов — это разумная сумма — и ограничивается испугом и хорошим уроком. А если бы его осудили и отправили в «Бан Кван», его жизнь была бы погублена. Там он может подцепить какую-нибудь заразу и серьезно пристраститься к наркотикам. Наша система гуманна, отличается состраданием и финансово необременительна. Полицейский получает дополнительное вознаграждение, но это не сказывается на налогоплательщиках. Зарплаты полицейских всегда держали их на голодном пайке.
Джонс никак не могла решить, шучу я или говорю серьезно.
— Это кардинально отличается от американской точки зрения. Наши законы действуют для всех без различий. Иначе наступит настоящий бардак.
— В таком случае почему мы исключили из расследования Сильвестра Уоррена?
Кимберли тряхнула головой и отвернулась к окну.
— Ну, довольны, что подловили?
Последовало долгое молчание. Наконец она снова посмотрела на меня:
— Не исключили. Будем им заниматься. Только никому не говорите.