— Я услышал о смерти Брэдли, видимо, вскоре после того, как вы его обнаружили. Позвольте быть откровенным: у меня много друзей в вашей стране, большинство из них занимают высокие посты и, будучи тайцами, оберегают меня. Они знали, что мы с Брэдли в приятельских отношениях, нас свела неподдающаяся разумному объяснению страсть к нефритам. — Уоррен сделал паузу, изучая выражение моего лица, затем продолжил: — Как сказал Хемингуэй об охоте на крупного зверя, человек либо понимает, либо нет. Для тех, кто не понимает, помешательство на нефритах в мире, где правит силикон, покажется смешным. Зато остальные легко поверят в дружбу сержанта морской пехоты и ювелира. Увлечения сближают самых разных людей. Если они находят общие интересы — вина, лошади, голуби, соколы, драгоценные камни, — им безразличны социальные барьеры. Ювелир не обязательно очень важный человек. Но моя профессия требует, чтобы я собирал вокруг себя действительно влиятельных персон. Кто покупает драгоценные камни, как не богатые? Мои друзья и клиенты правят этим миром, а я лишь скромный торговец.
Последнюю фразу он произнес без тени самоуничижения, но и без самоиронии. Она означала конец вступления. Уоррен достал из кармана смокинга мундштук, подошел к одному из кофейных столиков, взял пачку сигарет и, игнорируя полковников, предложил мне. Я молча отказался, поняв, что удостоился особого отношения — как осужденный на смерть в последнюю ночь перед казнью. Уоррен вставил сигарету в мундштук, естественно, из нефрита, и продолжил, подчеркивая жестами важность слов:
— Перехожу к сути. Лучшие в мире нефриты и жадеиты добывают в Качинских горах в Бирме. Так было в течение тысяч лет. И каждый год из этих тысяч политическая ситуация в Бирме оставалась неустойчивой, человеческие потери в шахтах — огромными, алчность посредников-китайцев — а этим делом всегда занимались китайцы — ужасающей. Но и сегодня положение не лучше, чем во времена межгосударственных войн. Коррумпированная и, вероятно, безумная военная хунта жаждет обогащения и продает нефриты наравне с опиумом и метедрином. Шахтеров, чтобы те могли вытерпеть нечеловеческие условия работы, подсаживают на героин, многие заражаются СПИДом и умирают от иммунодефицита. Смертность среди рабочих чрезвычайно высока, но это вполне устраивает хунту, которая не хочет, чтобы они возвращались в Рангун и распускали слухи. Но информация все-таки просочилась: западные журналисты опубликовали несколько статей и сопроводили их фотографиями, показывающими, в каком убожестве умирают люди в третьем мире. В наши дни все имеют собственные взгляды на политкорректность. Что же это такое — политкорректность: проявление высокого благородства или формирование общества хулителей, недоумков и узколобых, самодовольных ханжей? Можете сами догадаться, какой я даю ответ на этот вопрос. В качестве торговца, чьи клиенты желают, чтобы в них видели носителей высокой общественной морали, я должен проявлять осторожность. И не имею возможности открыто признать, откуда поступают мои нефриты. В двух словах: я почти десять лет не ездил в Рангун. — Уоррен пожал плечами. — Если нельзя продать новый нефрит, я должен продать старый камень. К счастью, такие находятся. Не все нефриты из разграбленного Запретного города отличаются высоким мастерством отделки. Есть такие, что не грех кое-что подправить в соответствии с требованиями рынка. Можно замаскировать новый нефрит, придав ему вид старого. Например, подделать под предмет из императорской коллекции. В этом нет никакого обмана. Покупательница прекрасно знает, что она приобретает, но рада схитрить в угоду псевдоморали странных нынешних дней. Если ей не нравится дизайн, она просит переделать вещь, и я отдаю ее своим мастерам. В конце концов, речь идет не о вымирающих животных, а запасы нефрита еще есть. И бирманское правительство не собирается сворачивать торговлю. Если я не возьму камень по приемлемой цене, его заберут китайские конкуренты. Как я уже сказал, в истории еще не было такого, чтобы человек с чувствительной совестью захотел бы приобрести нефриты в Бирме. Я не могу себе позволить подобной щепетильности. На заре своей карьеры я решил, что не стану конкурировать с такими людьми, как де Бирс, Бушрон, и всей вандомской кликой. Решил, что моей вотчиной станет Юго-Восточная Азия. И потратил немало времени и денег на охрану своей территории. Средства массовой информации могут сколько угодно говорить о высоком, но на Земле ничего не изменилось со времен войн за место под солнцем между неандертальцами и хомо сапиенс. Мы одержали верх, потому что умели вести грязную войну.
Уоррен закурил, и при этом его рука едва заметно дрогнула. Такую слабость мог подметить лишь ум, обостренный медитацией.
— Ювелир — это тот же торговец, а все торговцы ищут новые возможности. Когда я наткнулся на сайт Брэдли в Интернете, то увидел такой шанс. А познакомившись, понял, что не ошибся. Впечатляюще. Он уже совершил путешествие в Лаос и в джунгли неподалеку от бирманской границы, где на пробу приобрел несколько кусков жадеита. Но эксперимент провалился — нельзя стать торговцем камнями за одну ночь. Этому учишься всю жизнь. В то же время он находился в стесненных обстоятельствах, поскольку вел шикарный образ жизни и залез в долги. Полагаю, вам не надо объяснять, что в этой стране значит слово «долг». Акулы-ростовщики, которым он задолжал, зашевелились. Я, естественно, выплатил его долги и взялся содержать его сайт в Интернете. Можно сказать, спас ему жизнь. А потом сам ссудил ему деньги под очень скромный процент, чтобы он мог выкупить дом из тика, который до этого снимал. И помог обставить всяким хламом из своей коллекции. Многому научил в торговле нефритами и познакомил со своими ближайшими помощниками — все они китайцы и вели со мной дела на протяжении трех поколений. Они живут в Бирме, Камбодже и Лаосе, и я не предпринимаю никаких действий, не посоветовавшись с ними. В частности, о том, как лучше анонимно переправлять камни в Таиланд. Поскольку на границе Таиланда с Бирмой часто возникают проблемы, они порекомендовали перевозить нефрит через Лаос и Камбоджу, с востока. Через территорию кхмеров. Иногда мы переправляли камни с северо-запада, через места проживания народности карен. — Он помолчал и затянулся. — Брэдли, если угодно, стал моим секретным агентом. Он обеспечивал доставку камней на мои склады. И еще договаривался с местными мастерами, и те делали копии с некоторых шедевров моей коллекции. А я предлагал их самым разборчивым и неболтливым клиентам. Хорошему детективу, такому как вы, ничего не стоит проследить происхождение таких вещей, но журналистам, любителям копаться в грязном белье, это не под силу. — Уоррен пожал плечами. — Стал ли я финансировать Брэдли? Не совсем и не всегда. Я вытащил его из ямы, и благодаря мне он, оставаясь морским пехотинцем, сумел увеличить свой доход. Но его услуги никогда бы не принесли тех денег, которые могли ему потребоваться после отставки. Отдавал ли я себе отчет в том, что с помощью моих связей он может поддаться искушению вложить средства в какое-нибудь незаконное предприятие? Было бы глупо не заподозрить этого с самого начала. Единственное ограничение заключалось в том, чтобы мои камни и его товары доставлялись разными путями. Ограничение, которое, как я полагаю, он иногда нарушал. — Ювелир улыбнулся. — Но такое незначительное отступление не заставило бы меня пойти на убийство.
Я зачарованно слушал, а он не оставлял камня на камне от моего расследования. Это была блестящая речь, полная скрытых намеков на невысказанное обвинение, как у защитника, который признает, что его клиент нарушил правила дорожного движения, но тем самым отвергает обвинение в убийстве. Теперь я понял, что именно Уоррен настоял на встрече со мной, хотя оба обиженно притихших во время его разглагольствований полковника возражали. После того как он настолько подробно объяснил свое поведение, у меня не осталось ни моральных, ни юридических прав преследовать его. Нейтрализовать детектива этим способом оказалось намного надежнее, чем силой власти. До этого мне не случалось встречаться с гангстером такого масштаба, против которого даже полковник Викорн казался дилетантом. Я перешел на тайский и поблагодарил его за то, что он уделил мне время, попросил извинить за причиненное ему непреднамеренное и оттого простительное беспокойство.