«Монахи, у меня три дворца — один для лета, другой для зимы, третий — для сезона дождей. Все четыре месяца дождей я не покидаю муссонного дворца и не пересекаю его порога; повсюду меня сопровождают придворные, играют музыку, поют, танцуют и всячески развлекают».
Соблазнительный пример Прекраснейшего, по стопам которого я собирался последовать.
Нит-Нит, отойдя от джакузи, разделась донага, провела пальцами по моим швам и сочувственно заохала. Этого хватило, чтобы я разразился слезами.
— Ты хочешь, чтобы телевизор выключили? — нежно спросила Нат, раздеваясь.
— Мне все равно.
— Тогда, если не возражаешь, переключим на футбол.
— «Манчестер юнайтед»?
— Мюнхенский «Байерн».
Покачивая грудями, она потянулась за пультом дистанционного управления.
Глава 39
Полковник оказался новичком в киберпространстве. Неужто еще бывают такие, кто не представляет, что значит «мышь», «двойной клик» или «удар по клавише»? Он поразил и покорил мать тем, что за изрядную сумму купил у бандита из Атланты обновляемый каждые полчаса тематический список адресов рассылок по электронной почте, который был автоматически переправлен бандиту в Пномпене (где никого нельзя ни за что прищучить). А тот за ерундовые деньги согласился отправлять рекламу «Клуба пожилых мужчин» любому пользователю, кто имел неосторожность хоть на секунду засветиться на сайтах с ключевыми словами: «виагра», «секс», «стрип-бар», «порно», «Бангкок», «импотенция» и «простата». Таким образом, мало кто из активных в сексуальном отношении мужчин за пятьдесят, пользующихся Сетью, не получил материнский киберэквивалент призывного возгласа: «Привет, матросик!»
Утром я ехал на работу на заднем сиденье мототакси, а в наушниках вещал Пайсит:
— «Тай Рат» сообщает о новой уловке автомобильных воров. Они брали напрокат машину, пересекали границу и, оказавшись на территории беззакония, в Камбодже, продавали ее какому-нибудь кхмерскому головорезу. Затем заявляли о пропаже в камбоджийскую полицию, и прокатная компания требовала возмещения страхового случая. «Тай Рат» добавляла, что все мошенники были тайскими копами.
Последовал обычный поток звонков с жалобами на коррупцию в полиции, затем Пайсит представил своего гостя — эксперта в области страхования.
— Надо отдать копам должное, — рассмеялся ведущий. — Они, кажется, изобрели преступление без жертвы. Я хочу спросить: в этом случае кто-нибудь что-нибудь теряет?
— Все, поскольку возрастают страховые премии.
— Скажите, рядовой тайский водитель покупает страховку?
Эксперт расхохотался:
— Ни в коем случае. Если он попадает в аварию, то платит мзду полицейскому.
— Означает ли это, что деньги, которые при иных обстоятельствах шли бы страховым компаниям, теперь перепадают полиции? — Вопрос слушателя.
— Похоже на то, — рассмеялся Пайсит.
— Так это правда или нет? Я хочу сказать: если бы полицейские не брали взяток, им пришлось бы увеличить зарплату, и в результате выросли бы налоги. — Вопрос слушателя.
— Замечание, характерное для тайца, — восхитился ведущий.
Когда я прибыл в полицейский участок, Джонс уже ждала в рабочем зале. Я решил начать с нападения, подумал, что в этом будет что-то от американской агрессивности и моя коллега оценит.
— Кимберли, должно быть, Уоррен совершил что-то еще. Почему вы от меня скрываете?
Я занял место подле нее за грубым деревянным столом. Мы работали уже третий день, между нами в деревянной коробке лежала стопка кассет. У нас не было возможности прослушивать записи на бобинах, которыми пользуются в Квонтико, и Джонс переписала телефонные разговоры Элайджи с братом на кассеты. У нее даже хватило проницательности понять, что и кассеты слушать не на чем, и по дороге она купила пару простеньких портативных магнитофонов. И вот теперь устроила перерыв и отдыхала, сдвинув наушники на шею. На столе возле нас, кроме этих магнитофонов и кассет, больше ничего не было — ни ручек, ни бумаги, ни компьютеров, ни папок. На другом конце стола располагалась кем-то сваленная груда старых обложек от дел, рядом стоял пустой стул.
— Что вас навело на мысль, что, кроме махинаций с произведениями искусства, он занимался чем-то еще? — Задавая вопрос, Джонс не смотрела на меня.
— Главным образом то, что, по-моему, он не занимается такими махинациями. Вы хотите, чтобы так оно и было, потому что мстите ему. Я задал себе вопрос: почему вы мстите ему? И ответил: во всем виновата половая принадлежность. Вы не можете простить мужчинам, что они богаты, обладают властью и у них больше сокровищ, чем у женщин. И еще у них есть члены.
— Сончай, — раздраженно повернулась ко мне Джонс, — миф о зависти к тем, у кого есть пенисы, был похоронен в нашей стране до того, как я родилась, и у меня нет настроения возрождать исторические споры. Я вчера сделала ошибку — выпила на ночь тайского пива, и теперь у меня раскалывается голова. А от того, что приходится слушать тягучее гарлемское произношение, становится только хуже. Кстати, это не расистское замечание, а социологическое наблюдение. И, кроме всего прочего, по дороге сюда я в третий раз за последние дни подвернула лодыжку из-за крышки люка. Скажите мне, умник, почему в вашем городе крышки люков выступают над мостовой на три четверти дюйма? Признаю, это шовинистское наблюдение, но в нашей стране существует странная привычка заделывать люки заподлицо с тротуаром. В противном случае Нью-Йорк разорился бы, выплачивая компенсации по искам. Но должна же быть какая-то причина? Видимо, карма? Каждый таец в прошлой жизни ставил ближним подножки и теперь вынужден сам кувыркаться на люках.
Я приторно улыбнулся:
— Мы не кувыркаемся. Кувыркаются фаранги. Это вы в прошлой жизни ставили ближним подножки.
Джонс тряхнула головой.
— Ну ладно, хватит об этом. Почему вы сегодня так ершитесь?
Интересный вопрос. Мне пришлось пять раз принять душ, чтобы смыть «Джонсонз бэби» с волос и кожи, но потребуется еще несколько дней, чтобы избавиться от особого свечения, фаллической гордости, которая не пристала знающему толк в медитации. Я не думал, что смогу соответствовать ситуации, но как будто получилось, хотя каждый раз, когда Бэкхэм забивал гол, вся троица отвлекалась от дела. Но такие подвиги никогда не добавляли мне самомнения. И я решил говорить о деле.
— Мне кажется, Уоррен искалечил женщину, скорее всего проститутку. Но сумел спрятать концы в воду, и никто в Квонтико не в состоянии обнаружить ни единой улики и выдвинуть против него обвинение.
— Если так, то с моей стороны некорректно разговаривать с вами на эту тему. Согласны? Слушайте пленки, вы ведь их просили, хотя я не вполне понимаю вашу оккультную аргументацию.
Она подала мне магнитофон и наушники.
«Слушай, братец, я тебе еще не говорил. Я занял денег. Думаю, ты в курсе, что это значит в Таиланде? Занимаешь деньги, надо отдать — и никаких. Это настоящие акулы, братец, в Штатах таких не встретишь. Они даже не удосуживаются пригрозить».
«Я понял, Билли, дошло. Сколько?»
Неразборчивый ответ.
«Это чертовски много, малыш. У меня столько сейчас нет. А если бы и было, скорее всего потребовалось бы для будущих инвестиций. Я занимаюсь делами и хочу, чтобы мои деньги работали на меня».
«Я не прошу денег. Я спрашиваю тебя, как мне из этого выбраться раз и навсегда. Подскажи, что мне делать, Эли, подскажи, как в прежние времена. — Уильям говорил сдавленным шепотом внутренне сломленного человека. — Ты меня знаешь, все, что ты говорил обо мне, — сущая правда.