— В то время он уже занимался нефритом?
— Ах, нефрит, нефрит… Да, занимался. Мне кажется, его фантазии об отставке были в какой-то мере связаны с тем, что он намеревался зарабатывать торговлей драгоценными камнями. Наверное, когда был в Йемене и других ужасных местах, мечтал, как приедет в Таиланд и будет отправлять в Штаты нефрит и другие камни. Задумал заниматься дизайном. Господи, это все равно что мне мечтать вступить в морскую пехоту! Я не специалист, но, по моему скромному мнению, здесь не подступиться к торговле драгоценными камнями, если ты не китаец или не связан с китайцами. Я ему ничего такого говорить не собирался. Хоть и нехотя, но помогал.
— Ты ему помогал?
— Ему требовался переводчик. Он общался с самыми разными людьми, в том числе из племен с холмов, даже из моей народности карен. Я переводил на тайский и на свой язык, а с них на английский. В те дни я говорил по-английски, как паренек из бара, совсем не как сейчас. За свой английский я должен благодарить Брэдли. Мы приобрели пару необработанных кусков нефрита и заказали мастерам из Китайского квартала вырезать из них несколько маленьких безделушек. В конце концов мне пришлось ему сказать, что они над нами посмеялись: оказалось, что мы купили третьесортный камень, а его дизайн — как бы выразиться? — был ниже мирового уровня. Пенис на его сайте в Интернете — лучшее, что ему удалось сделать. Он слепил его со своего собственного. Даже я засомневался, все ли у него в порядке с головой, когда он возомнил, что это может решить его проблемы и изменить жизнь. Смешно, но мне показалось, что он таким способом желает заявить о себе миру: вот он каков — совершенная форма.
Затем все стало рушиться. Он занял много денег, чтобы купить и отдать в обработку нефрит. Я решил, что он взял ссуду в банке или что-то в этом роде. Мне даже не пришло в голову, что он связался с китайскими акулами-ростовщиками. А когда узнал, было слишком поздно. Разве можно быть настолько тупым? Неужели он возомнил, что его оградит от беды звание сержанта морской пехоты? И президент США в случае чего направит ему на выручку авианосец? Наивняк! Он столько лет прослужил в морской пехоте и не видел, что творится вокруг. Вот когда стало сказываться спиртное и курение ганжи. Пару раз он не смог выйти на работу, и ему пришлось взять бюллетень. Он страшился выборочных тестов на наркотики. И тогда же начал злиться на меня, заявил, что я погубил его жизнь, обзывал и вел себя, как гей из бара, когда его мужчина начинает хандрить. Но и на этот раз не поднял руки. Думаю, по своей натуре он не был жестоким человеком, пока его не выводили из себя. Но тогда я этого не знал. Думал только, что мне опять не повезло. Я, хоть и невольно, навлек беду на любимого мужчину. Я заставлял его молиться со мной. Я был христианином. И его воспитали христианином. Поначалу он не мог поверить, что подобный мне человек может быть верующим. Мы молились, но от этого все становилось только хуже.
— Как так?
— Он целиком окунулся в молитву, купил Библию и стал проповедовать идею спасения. Это продолжалось часами, обычно после того, как он выпивал бутылку «Меконга». А я сидел у его ног и восторженно со всем соглашался. Это было похоже на проповеди по американскому телевидению — чувство, напор и, конечно, слова о божественном милосердии. Наша народность отличается набожностью. Мы любим всех богов, и у нас перебывало столько миссионеров, что не сосчитать: христиане, буддисты, мусульмане. Мы принимали всех, верили каждому слову и не задумывались о противоречиях. Поэтому я стал для него прекрасной аудиторией. Мы впадали в молитвенный экстаз несколько раз в неделю после ганжи и виски и на пике чувства не сомневались, что перед нами готовы открыться врата небес и мы войдем прямо в рай. Не забывайте, его не покидало напряжение. Акулы не оставляли его в покое. Они, конечно, не собирались его убивать, но каждый месяц накидывали по двадцать процентов. И сумма росла как снежный ком. В три часа ночи раздавались телефонные звонки. По-английски говорили так плохо, что я просил повторить по-тайски, чтобы перевести их Брэдли. Обычные дела: объясняли, как поступят с его телом и лицом. Особенно с лицом. Эти люди отнюдь не глупы — знают человеческие слабости.
— И все это время ты по-прежнему был…
— Да, мужчиной. Мои перемены произошли позже. Мы вместе решили, что мне пора начинать принимать эстроген. Так сказать, по семейному согласию, но как бы невзначай. Лежали пьяные в постели, он меня ласкал, а я его спросил: понравилось бы ему, если бы у меня были груди? Видимо, раньше это не приходило ему в голову. Он даже подскочил. Наверное, подумал, что это решение хотя бы одной из его проблем. Если он превратит меня в женщину, то не будет считать себя гомиком. А я-то имел в виду другое. Только эстроген как вид, ну, ты понимаешь…
— Сексуального стимулятора?
— Именно. Я раздобыл местный продукт, и — надо же! — груди стали увеличиваться. Но это произвело на него странный эффект — ему взбрело в голову изменить все мое тело. Я сказал: «Дорогой, я начинаю чувствовать себя попавшим в руки мастера куском нефрита». Он рассмеялся, но это оказалось правдой. И странная вещь: с этого момента все пошло к лучшему. Брэдли признался, что познакомился с очень большим человеком в торговле драгоценными камнями в Америке, и похоже, у нас наладится собственное маленькое дело. Поначалу ничего грандиозного, но хотя бы виден просвет. Тот ювелир — в те дни Билл не называл его имени — согласился заплатить за него долги. Словно разом рассеялись облака, и все благодаря этому человеку, с которым я познакомился намного позже. А тогда лишь знал, что он раз в месяц приезжает в Крунгтеп по делам и они с Биллом куда-то ходят — наверное, к нему в гостиницу — и по ночам обсуждают бизнес.
— По ночам?
— Да. У меня возникли определенные подозрения. Это довольно распространенное явление: человек приезжает по делам с Запада или из Японии, а когда переговоры закончены, ждет, чтобы его развлекли на бангкокский манер. Я не возражал. Считал, что в каком-то отношении это даже полезно. По тому, что говорил Билл, тот ювелир был любителем забав с женщинами. Пусть бы и Брэдли немного поразвлекся с девочками. Наверное, это то, что ему требовалось. Его все еще коробило, что он вступил в связь с мужчиной. И некоторый баланс пошел бы ему на пользу. К тому же ювелир стал для нас самым главным человеком, и его желания были законом. В те дни в нашем доме стали появляться всякие предметы — серебро, керамика, поделки местных ремесленников, которые я тогда по своему незнанию считал бесценными, а на самом деле они оказались лежалым барахлом со складов ювелира.
— Они вместе ходили в бары?
— Я ничего об этом не знаю. Этот тип был настолько значителен и богат, что мне казалось, они заказывали самых дорогих женщин прямо в номер. Билл упоминал какую-то русскую и сибирячек.
— Какое впечатление эти гулянки производили на Билла?
— Поначалу даже как-то забавляли. Респектабельный человек, знаком с президентами, на короткой ноге с сенаторами и членами парламента — и такой кутила. Билл не распространялся, чтобы не оскорблять моих чувств. Только сказал — «кутила». А однажды исчез на три дня и вернулся совершенно другим человеком.
— Другим?
Фатима замолчала.
— Совершенно другим. Потерял душу. Он сам это признал. Напился, накурился ганжи и начал раздирать Библию. «Я молился о милосердии и спасении, а меня отдали в руки дьяволу, — заявил он. — Теперь мы работаем на дьявола! Может, и нет ничего, кроме дьявола, а все остальное — ребяческая чушь». Этот человек мне так и сказал — «ребяческая чушь». Он смотрел на меня и продолжал рвать Библию.