Марли посмотрела на меня, и я беспомощно поднял руки вверх. К счастью, в эту минуту в бар вошел Грег Австралиец. Нонг была к нему так же неравнодушна, как я — к Анри, и приветствовала его широкой улыбкой. Он неумело попытался изобразить тайский поклон, заставив мать усмехнуться и покачать головой. Не дожидаясь, когда Грег сделает заказ, она зашла за стойку бара, открыла бутылку холодного «Форстера» и подала, не добавляя в счет. Таким образом мать хотела поправить себе настроение.
— Мне очень нравится, как ты за мной ухаживаешь, — обрадовался Грег. — Лучше двенадцати мамок. — Его слова, что у кого-то может быть двенадцать матерей, рассмешили Нонг, и она хихикнула.
Немного о Греге. Природа наделила его таким метаболизмом, что он мог пить сколько угодно «Форстера» и при этом не толстеть. Грег выглядел немного моложе своих тридцати восьми. Продукт того, что его соотечественники, если не ошибаюсь, называют синдромом охаивания всех, кто выше тебя, он был нормален до безобразия. Пил пиво с мужчинами, сексом занимался с женщинами, любил регби, футбол, крикет, обожал поиграть, как он выражался, на пети-мети, был дружелюбен и приветлив на всех стадиях опьянения, кроме самой последней.
От приступов бесконтрольных рыданий после интенсивных пивных вечеров дорогушу Грега спасал Лек, и тот не испытывал смущения, что из черного провала самоубийственного отчаяния его извлекал женоподобный транссексуал.
— Я в клочьях, дружище, — говорил он Леку. — Рассыпался на атомы. Когда был маленьким, меня воспитывала мама. А папашка сбежал. Это она вложила мне мозги. Понимаешь, мама ненавидела мужчин, как все австралийские женщины. Видимо, там есть что-то особенное в еде. Должно быть, гороховое пюре.
— Гороховое пюре, — Лек ежился от отвращения. — Ах ты, бедненький.
— У меня по-настоящему никогда не было семьи, — продолжал Грег. — Рос сам по себе. Итог случайного секса в субботнюю ночь. Вы — моя единственная семья, ей богу.
— Ужасно! Только не волнуйся, дорогуша. Мы тебя не бросим.
— Мне так нравятся девчонки. Они потрясающие. Делают для меня за час столько, сколько не сделал никто за всю мою жизнь.
— Это потому что ты мужчина.
— Разве? А ты, милок, симпатичный.
— Ты напился, дорогуша. — Лек хихикал. — Не приставай. Со мной нельзя, я полицейский.
— Ты меня отвергаешь?
— Отвергаю? Ну нет, дорогуша. Я не отвергаю людей, потому что сам на дне самого дна. Быть отверженным — моя роль. Не заставляй меня ревновать.
Выиграв на скачках, Грег расщедрился и заказал пиво Анри, который в это время с чувством переживал тысячный отказ Марли. Вскоре они настолько закосели, что вновь подружились (на прошлой неделе эти двое изрядно поцапались, но на следующий день об этом ни один из них не вспоминал). Чем сильнее их забирало, тем громче становились их голоса.
Я застыл за столиком рядом с матерью и Марли, которые старались не глядеть в мою сторону, пока двое пьяниц выворачивали мне душу на всеобщее потребление.
— Ты помнишь ее? — спросил Грег у Анри. — Она работала здесь несколько лет назад.
Француз оглянулся через плечо, очевидно полагая, что мы его не слышим.
— Конечно. Но она была не проституткой — прирожденная куртизанка, создание Прекрасной эпохи,[15] заброшенное в наш век функционального варварства. Меня к ней тянуло, но она была настолько потрясающе изящна, что я даже не решился заговорить. Боялся подумать, какова могла быть ее цена.
— А я вот решился. Конечно, пришлось подкопить деньжат. Да, в постели она что надо, только уж больно голову сносит. После второго раза я неделю не мог вылезти из депрессии. Девица, как говорится, не моего класса.
— Тс-с-с… Сын хозяйки был к ней тоже неравнодушен.
— Сончай? — удивился Грег. — Он вроде никогда не смотрел на девочек.
— А на нее запал. Это было как coup de foudre[16] под гром фанфар.
Грег заговорщически наклонился к собутыльнику.
— Слышал, о чем судачат на улице? О том кино с реальным убийством, в котором ее пристукнули.
— Mon dieu, я ничего об этом не знал.
— Сончай, сходил бы ты наверх, присмотрел за уборщицами. — Нонг, избегая взгляда Марли, сердито посмотрела на спины Анри и Грега.
Я поднялся по лестнице и, давая отдых уму, лег на одну из кроватей. Задумался: проститутки были первыми в мире капиталистами. Древние прекрасно понимали, что секс мужчинам необходим сильнее, чем женщинам. И естественно, этот дисбаланс следовало урегулировать при помощи наличности, которая раньше никакого употребления не имела. Впоследствии шлюхи нашли многое другое, что могли продавать, и в результате реинкарнации воплотились в адвокатов, врачей, дантистов, торговых банкиров, президентов, владельцев кондитерских магазинов, мэров и тому подобных. Родилась коммерция, и война немного вышла из моды. Если бы не проституция, человечество не поднялось бы выше осады Трои. Хотя многие так и остались на том уровне.