По основателю психоанализа у Анатолия мнение сошлось с выкладками его вечного оппонента. А Библию — пробежав глазами текст и поняв, что больше его, как читателя, задевает не дух, но сюжеты библейских историй, что, конечно же, интересно, но ненормально, — он отложил до иных времен… А что такие времена наступят, Анатолий, памятуя о рассуждениях отца и матери, не сомневался: только горькие потери и чудесные находки — неизбежные плоды любой жизни — могут поколебать в нем атеистические устои, заложенные в безбожной школе. Тогда в сюжетах проявится вещий смысл и заживет дух. А жизнь только начинается…
Как и договаривались с директрисой, закончив кадровые формальности, Анатолий пришел на работу — вечером. Женский голос из кассового окошка окликнул его:
— Эй, студент, зайди!
Анатолий вспомнил анекдот, рассказанный накануне Софистом, и улыбнулся. Он зашел в указанную дверь и оказался в тесной комнатке.
— Я Зоя, — отрекомендовалась та, которую Анатолий приготовился увидеть «бабулькой», кивая новобранцу на диванчик и при этом отрывая билет и протягивая его в окошко.
Она успевала живо разбираться с клиентами и разговаривать с новым бригадиром, бросая на него быстрые ироничные взгляды, окрашенные двойным блеском — черных глаз и влажных сочных губ. Анатолий угодил в роль ученика, отвечая на быстрые, почти шутливые, но при этом властные вопросы: как зовут, откуда, какой курс, надолго ли?.. И совсем неофициально: подруга есть? Ну и правильно, куда спешить!..
Анатолий порывался идти «на работу» — Зоя успокоила:
— Не спеши, ты уже работаешь. Сейчас кассу закрою и проведу тебе производственную экскурсию, как, уходя домой, завещала Жульен Ибрагимовна… — и, уже в амбразуру, мягко, но властно: — Все, все, товарищи, касса на сегодня закрывается. Приходите завтра!
— Не желаете ли спинку помыть? — уже в коридоре спросил у Анатолия какой-то полный мужчина с круглым лицом, пока Зоя возилась с замком.
— Идите, гражданин, своей дорогой, в свои номера! — вдруг выкрикнула кассирша почти грубо, нахмурив брови, и, неожиданно ткнув указательным пальцем в грудь Анатолия, отчетливо и многозначительно произнесла: — Он не вам, а мне будет спинку тереть, ясно? Мы уже договорились!
Анатолий покраснел. Мужчина, вздохнув, исчез куда-то, словно растворился. Зоя перешла на обычный тон:
— Не обращай внимания, студент. Это голубой, соратника выискивает среди новеньких.
— Кого выискивает? — не понял Анатолий. — Он здесь работает?
Зоя ухмыльнулась:
— Да, в некотором роде. Но в штате не состоит. Внештатник. Моется часто. Паролем своим нормальных людей с панталыку сбивает.
— А что значит «голубой»? Это из банной терминологии?
Зоя захохотала, запрокинув голову.
— Ой, не могу, помру от тебя! Ты откуда такой? От сохи взят, что ли?
Анатолий улыбнулся, не понимая причину ее веселья:
— В некотором роде.
— Ну и молодец! И не забивай голову лишним… Лишней терминологией.
Зоя оказалась симпатичной девушкой лет двадцати пяти. Небольшая, хорошо сложенная, с резкими, неграциозными, однако красивыми движениями. На тонкой, но крепкой шее сидела круглая головка, украшенная спелыми щеками с ямочками, маленьким тонким носом с веснушками и голубыми глазами под ровным чистым лбом. Прическа светлых волос напоминала прочную стожку сена, настолько справно уложенную, что нипочем ей землетрясения и ветры — быстрые движения головы. Она повела Анатолия по закоулкам бани, рассказывая «о достопримечательностях».
Некоторое время, ввиду узости коридоров, Анатолий шел сзади, в шаге от экскурсовода. И, любуясь ладной фигуркой, невольно втягивал в себя воздух, силясь услышать запах свежего сена, исходившего от плывущей впереди, чуть вздрагивающей стожки. И вскоре ему показалось, что здесь сейчас действительно зажил дух деревни: поле, теплая земля, скошенная трава, колодезная вода, пьянящая сирень… А если представить, что девушка — пастушка, а он — начинающий пастушок, то почему бы не быть этому началом пасторали со счастливым концом? Впрочем, очнулся он, для полноты пасторального образа не хватает какой бы то ни было живности или хотя бы ее мнимого аналога, сотворенного зрением и обонянием. И как раз в этом месте его рассуждений им встретилась целая вереница помытых граждан, с розовыми, разбухшими лицами: цокали, как копытца, женские каблуки, сморкался (как будто хрюкал) толстый мужчина, капризно фыркал полный ребенок — и Анатолий не смог скрыть улыбки. Улыбку поймала обернувшаяся волшебница-пастушка и, приняв мимику парня исключительно в свой адрес, ничуть не смутилась, а понимающе улыбнулась и продолжила экскурсионное повествование.