Тосты перемежались забегами в парилку. Затем начались наказы главному механику, чтобы он спроектировал и добился строительства в бане небольшого бассейна. Тема закончилась предложением омыться в ночной реке. В конце концов полунагая пьяная компания во главе с директрисой в огненном купальнике проследовала вниз в котельную, а оттуда, мимо хмурого кочегара Кима, через черный ход вышла на берег реки, кубарем скатилась по скользким спускам в холодную воду.
Зойка, уже в воде, сообщила Анатолию, как приказала:
— Я сейчас буду тонуть, а ты меня спасешь… Понятно? За это тебе будет… награда. Хочешь? — ее глаза блеснули в темноте двумя отраженными лунами. — От общества спасения на водах, м-мм?..
Все смешалось в темноте: шлепки, нырки, визг и дурашливые возгласы. Вдруг над рекой взошел трубный глас Жульен Ибрагимовны:
— Кайтесь, грешники! Просите у бани прощения!
Она заставила всю компанию выйти на мель и, стоя по колено в воде, отвесить поклон в сторону бани.
— Креститься надо? — уважительно спросил новоявленный завхоз и грубовато, но угодливо хмыкнул.
— А ты умеешь, басурман, селадон подорванный? — тем же трубным голосом вопросила Гайдамак. — Делай, что умеешь!
Делали, что умели.
Гайдамак стояла, как язычница, закрыв глаза и вытянув просящие руки — вверх, к бане, над которой калился лик полной луны. Кассирши застыли, прижав к лицу ладони, сложенные лодочками, словно поклонницы Будды, и что-то шептали. Механик крестился слева направо, как католик, явно не понимая, что делает, и часто кланялся, как заведенная гибкая кукла, в каждом поклоне доставая лбом до воды.
Один Борис, видимо, знал, как нужно креститься, и, возможно, иногда, согрешив, делал это. Но здесь, в этой комедии, принимал участие только как один из клоунов: не крестился, а, криво улыбаясь «в никуда», только кланялся, макая черные (исколотые — от этого в ночи они были совсем черными) кулаки в лунную воду.
Анатолий, ошеломленный, смотрел на этот дикий церемониал, потом, безотчетно отступив в глубину, погрузился в теплую, как парное молоко, воду и вдруг подумал о том, что, наверное, не только романтично, но и вполне логично было бы сейчас утонуть в этой банно-речной оргии. В этот момент ему показалось, что кто-то больно ущипнул его за ногу. Наверное, Зойка, подумал Анатолий и зашарил вокруг руками, с намерением ответить на мануальную шутку, но никого не нашел и, в запале хлебнув воды, вынырнул, закашлялся…
16. Благовест
Вечером следующих суток, когда Анатолий заступил на смену, ему позвонил кочегар Ким и взволнованным голосом сказал:
— Насмотрелся я вчера на вас, Толик… На Жульенку огненную… На вас простых, голых, как на ладони. Я понял!.. Я все понял! Антихрист лезет на трон… И решился… Сколько можно трястись! Гены всю душу вытрясли!.. Хватит! Ты, Анатолий, сегодня ночью, того… Спи… чутко. Понял?
— А что такое? — попытался уточнить Анатолий, совершенно не заряжаясь возбуждением телефонного собеседника. Ему сегодня, как никогда, хотелось спать. Он поглядывал на график работы истопников: сегодня вечером смена не Кима, а его «врага», что же он так беспокоится? Совсем, видно, ошалел от своей «заботы», заговариваться начал.
— Да нет, ничего, это я так, вообще… — вдруг уже почти спокойно ответил Ким, видно, пожалев о том, что побеспокоил человека, и, помолчав, добавил: — Все-таки ты… Мало ли чего…
Анатолий подошел к окну, глянул и отметил: полнолуние — нечисть из щелей полезла, маньяки петли мастерят, ножики точат, демоны ликуют. Усмехнулся.
Выпроводив последних работников, он принял ванну и, не в силах бороться со сном, не отучив уроки, уснул.
«Не спи!» — крикнул Ким, как резаный, уже не по телефону.
Откуда он верещит, не давая покоя? Придется встать. Анатолий вышел из кабинета и двинулся по длинному гулкому коридору. Идти пришлось долго, несколько раз он намеревался вниз, но, после поворота непременно оказывался перед ступеньками, ведущими вверх. Наверное, спросонья он заблудился в своей банной цитадели.
Наконец стало понятно, что его намерение посетить Кимову «преисподнюю», оказалось обманутым: он очутился в маленькой комнатке (куда-то подевались все двери), перед узкой дощатой лестницей, предлагавшей подняться на самый верх, к маленькому окошку в потолке, из которого на него смотрела полная луна и трубно выл ночной ветер. Ступням вдруг стало горячо — оказывается, он пришел сюда необутым, заплясал по полу, ища, куда бы ступить. Только на ступеньку лестницы — что и сделал. Постоял так некоторое время, как петух на насесте, с сомнением поглядывая вверх. И вдруг, испугавшись, что кто-то может заподозрить его в трусости, Анатолий быстро полез к луне и ветру и вскоре оказался на крыше (а Ким говорил: не пролезешь).