Выбрать главу

Здесь было не так, как он представлял. Нет, печная труба (почему-то бездымная), вентиляционные коробы — все это присутствовало.

Но, вдобавок ко всему логичному, на плоской кровле стояла странная конструкция: высоченная тренога из необструганных сосновых лесин, комлями вниз, со ссадинами на коре и сучьями у корон, с привязанным к рогатке над вершиной пирамиды большим черным колоколом, из-под шелома которого вниз падала толстая веревка, обтрепанным хвостом едва достававшая до земли и шевелящаяся на ветру.

Однако, уж рассвет. Какая красота и благодать вокруг!..

Анатолий счастливо засмеялся: ведь неспроста же он тут оказался. Только его здесь и не хватало!.. Нисколько не сомневаясь, он взялся обеими руками за веревку и стал раскачивать ее, тяжелую, вместе с билом — языком колокола.

Он глядел только наверх, все сильнее напрягаясь, упираясь в шершавый настил, и вместе с билом раскачивался сам, испытывая невиданное доселе наслаждение, упоение, восторг… Там, под большим куполом из черной меди, тяжелый язык мах за махом, медленно, как бы просыпаясь, все ближе подбирался к краю раструба. Сейчас металл тронет металл, и тяжкий гул заполнит уши, и польется благовестом по городской окраине — над тополями, над рекой в синей утренней дымке…

Он вдруг отчетливо вспомнил слова отца, услышанные только однажды, которые, казалось, безвозвратно забыл: «Колокольный звон развеет демонов, и сам воздух зажурчит ключевой водой, и ощутишь присутствие ангелов!..»

Но с первыми тяжкими раскатами сгустилась речная дымка, заклубилось из печной трубы и из амбразуры, вырос до небес черный дым, заполнилось удушливым все пространство… А благовест перетек в тревожный стон и сиренный вой.

Анатолий проснулся от дыма и рева пожарной машины. Он открыл дверь — и понял, что путь к отступлению через коридор закрыт. На окнах кабинета — крепкие решетки.

Его спасла природная худоба — он пролез в форточку, примостился на карнизе и, ухнув для смелости, прыгнул вниз.

Ну, что такое для молодого человека второй этаж! Подумаешь, вывихнул ногу…

Быстрый приезд пожарных не спас баню — старая постройка с деревянными перекрытиями сгорела быстро и полностью, если не считать стен. Черные руины напоминали средневековый замок, спаленный кочевниками, тучей пронесшимися через благодатный край. Отчего Анатолию так казалось?.. Может, оттого, что на пожаре погиб человек — завхоз, бывший кочегар и зэк, стоявший в ту ночь на дежурстве? По тому, что от него осталось, невозможно было определить, какой смертью он умер: долго ли мучился или мгновенно испустил дух, перед тем как сгореть дотла…

Следствие обвинило в поджоге работника бани, ее ветерана — кочегара Кима. Других версий не было, суд состоялся скоро.

На суде Анатолий, как и другие работники заведения, присутствовал в качестве свидетеля. Ким по большей части молчал, фамильярно развалясь на скамье и расслабленно ухмыляясь, иногда нарушая немоту пространными разговорами о делах, к сути вопросов не относящихся. Виновным себя он не признавал даже под тяжестью улик. Адвокат говорил о том, что кочегар, по-видимому, имел конкретной целью уничтожить своего коллегу, спасаясь от собственного страха. Ведь у него страшная болезнь: гены покорного убийцы — то, что было приобретено в лагере его отцом. Таким образом, по версии защиты, обвиняемый избавлялся от проникшего в него, пропитавшего его страха, с которым невозможно жить. Ведь погибший угрожал Киму, и это было доказано показаниями нескольких свидетелей. А способ… Способ вполне соответствовал и профессиональной предрасположенности обвиняемого и… Опять про гены (модное веяние), про необходимость лечения.

Суд не удовлетворился собранными доказательствами, и дело отправили на доследование. В процессе нового разбирательства с Кимом случился сердечный приступ, и он в тяжелом состоянии попал в больницу. Гайдамак сказала, что кочегар вряд ли доживет до нового суда.

Анатолия, как и большинство работников бывшей бани, уволили по сокращению штатов. А после сессии он покинул город на все каникульное лето, до осени.

17. Абрам

Ночь, давно отвыкшая от фонарей и безалаберного шума беспечных гуляк, но притерпевшаяся к выстрелам, звону стекла и топоту погонь, выкрикам мольбы и угроз…

Черное окно приюта мерцает, будто проскакивают по экрану полдюжины пустых кадров немого кино, следом бухают раскаты грома… В городе еще нет дождя, судя по сухим стеклам, но гроза подбирается все ближе. Это видно по сполохам и слышно по завыванию ветра, который, в дополнение к свому тревожному соло, хлещет ветками рябины по карнизу, пугающе бухает незапертой чердачной дверцей и скрежещет старыми листами расхлябанной кровли.