Пауэрскорт вспомнил о других мертвецах, которые встречались ему в этом деле: старый мистер Харрисон без головы и рук, плавающий под Лондонским мостом; мистер Фредерик Харрисон, сгоревший заживо в верхнем этаже собственного дома. Испытание водой. Испытание огнем.
— Помоги-ка мне, Фрэнсис. Мы уже можем заглянуть внутрь.
Фицджеральд перекрестился. Пауэрскорт лег подле него. Вместе они попытались приподнять крышку. Та словно приросла и не желала сдвигаться с места.
— Проклятие, — пробурчал Фицджеральд, — нет ли поблизости еще одной отвертки?
Злость, казалось, придала ему силы. Медленно, с легким скрипом крышка приподнялась.
Винтовок внутри не было. Лишь белое лицо, словно удивленное тем, что оно мертво, глаза закрыты, волосы аккуратно зачесаны на лоб, руки молитвенно сложены в ожидании второго пришествия.
— Извините, мистер Маклалан, — прошептал Фицджеральд. — Весьма сожалеем. Мы мигом вернем вас на прежнее место. — Не вставая, он положил крышку на место и закрутил болты. Пауэрскорт прошептал себе под нос:
— Господи, прими душу раба Твоего…
Джонни Фицджеральд торопливо забрасывал гроб землей.
— И покой в вечных обителях со святыми Твоими.
Теперь Фицджеральд принялся ровными рядами укладывать назад куски дерна. Потом он немного утоптал их.
Пауэрскорт все еще шептал молитву.
Джонни Фицджеральд попрыгал чуть-чуть на могиле Генри Джозефа Маклалана. Потом отряхнул землю с одежды.
— Куда теперь, Фрэнсис? Не заметил ли ты по пути кабачка «Приют осквернителей могил»? Или «Трубный глас»? Вот было бы отличное название для паба!
Пауэрскорт изучал листок бумаги.
— У нас есть выбор, Джонни. Осталось еще две могилы. Одна — на кладбище на севере Лондона, где-то возле Ислингтона, другая — на Западном кладбище возле реки Мортлейк. С чего бы ты предпочел начать?
— К черту Ислингтон, — твердо решил Фицджеральд. — На берегу Мортлейка полным-полно отличных пабов. Так что я голосую за Мортлейк.
Надеюсь, твой экипаж все еще ждет нас у ворот. Пожалуй, мы единственные на всю Англию грабители могил, которые разъезжают с места на место в собственном экипаже. По коням! По коням!
На улицах было весьма оживленно. Казалось, в каждом кебе и каждой карете в столице восседают приезжие зеваки, решившие до начала юбилея осмотреть лондонские достопримечательности. Пауэрскорт поглядел на свои часы. Было двадцать минут пятого. Он заметил объявление в Килбруне, которое сообщало, что кладбище закрывается в пять. Если они слишком поздно доберутся до Мортлейка, им придется выжидать, пока все утихнет, а потом перелезать через ограду. Но, похоже, в этот вечер в Лондоне напрасно было ждать затишья.
Они приехали за пятнадцать минут до закрытия. Взяли лопаты и мешок Джонни. Пауэрскорт прихватил еще два больших рыбацких мешка и припрятал их внутри у самого входа.
— Если я свистну один раз — немедленно подъезжайте к воротам, — объяснил он Вильсону, своему кучеру. — Два свистка означают: «На помощь!»
Старший инспектор Тейт в память о ночи в «Короле Георге Четвертом» подарил Пауэрскорту парочку полицейских свистков. Пауэрскорт попросил еще три — для детей, и уже на следующий день пожалел об этом. Роберт заявил, что свисток пригодится ему судить футбольные матчи в парке. А Томас и Оливия свистели что есть мочи просто ради удовольствия. Пауэрскорт надеялся, что дети скоро устанут, что им надоест, но они продолжали свистеть везде — на лестничной площадке, в гостиной, в саду. Однажды они прокрались в кухню и испугали кухарку и ее помощницу, вызвав переполох среди слуг, а потом выскочили на улицу и перепугали пожилых дам, мирно прогуливавшихся по Маркем-сквер. Леди Люси пришлось сказать детям, что взрослые тоже хотят посвистеть, только тогда Томас и Оливия уступили им свои свистки. Пауэрскорт придумал целый набор разных сигналов.
Один свист означал «Иди в ванну», два — «Пора ложиться спать», три — «Засыпай скорее».
— Полюбуйся на это место, Фрэнсис, только полюбуйся на него.
Джонни Фицджеральд стоял, опершись на лопату, словно рабочий, отдыхающий после трудов праведных, и осматривал кладбищенские просторы. Вдаль, насколько хватало глаз, тянулись ровные ряды могил. К северу — до реки, на запад — до Кью. Западное лондонское кладбище было огромным. Здесь покоились тысячи, а может, десятки тысяч усопших.
— Бог мой! — вырвалось у Пауэрскорта, когда он представил, что им придется искать могилу среди бессчетного числа одинаковых захоронений. — Да оно не меньше Гайд-парка, Джонни!