Пауэрскорт дружелюбно пожал ему руку.
— Я не хочу вмешиваться в вашу работу, инспектор, но буду весьма обязан, если вы найдете время побеседовать со мной, когда вам будет удобно. А пока у меня к вам только один вопрос. Есть ли жертвы?
«Подобный вопрос в такое время способен задать только полицейский или частный сыщик», — подумал инспектор Вильсон.
— Боюсь, пока это мне неизвестно, лорд Пауэрскорт. — Полицейский обратил внимание, что письмо было адресовано лорду, а не просто мистеру Пауэрскорту. — Мы с сержантом здесь не более двух часов. Пожарные не пускают никого на верхние этажи. Говорят, слишком опасно. Сами они передвигаются по лестницам и доскам, положенным поверх перекрытий. Очень много сгорело. Я слышал, как начальник пожарной команды говорил, что, возможно, есть один труп, но он не сказал, кто это может быть.
— Понятно, инспектор. Благодарю вас. Не будете ли вы столь любезны сообщить начальнику пожарной команды, что я здесь и хотел бы переговорить с ним. Но только, когда у него будет на это время. Я бы не хотел ни на секунду отрывать его от важной работы. Как, впрочем, и вас.
Инспектор Вильсон скрылся в доме. Пауэрскорт отошел от здания и принялся изучать причиненные разрушения. Центральная часть дома была спроектирована в стиле вилл Палладио, в южном крыле располагалась библиотека, а в северном — картинная галерея. В доме был цокольный этаж и по два ряда окон на каждом этаже. Больше всего от огня пострадало северное крыло. Здесь были выбиты все окна и разрушена крыша. Обойдя дом, чтобы взглянуть на западный фасад, Пауэрскорт осторожно заглянул в картинную галерею. Стены ободраны до самой штукатурки или даже до кирпичной кладки. От картин, похоже, ничего не осталось. На полу высились кучи пепла и камней. Сверху доносились крики и проклятия пожарников, пробиравшихся по балкам. Время от времени раздавался громкий треск, и вновь осыпались доски.
С наступлением дня зеваки разбрелись по домам. Пауэрскорт сел на скамейку в саду перед западным фасадом и погрузился в размышления о проклятии дома Харрисонов. Для человека его профессии убийства, совершенные в порыве страсти или с холодным расчетом, были обычным делом. При этом, как говорил его опыт, всегда можно докопаться до причины, по которой один человек убил другого. Но дело Харрисонов оказалось другого рода. Он до сих пор не нашел и намека на мотивы преступления.
К полудню Пауэрскорт вернулся к парадному входу. Внутри по-прежнему раздавались крики пожарных. Заглянув внутрь, он увидел двух мужчин; стоя на лестницах, положенных поверх пола второго этажа, они спускали вниз на веревке какой-то завернутый в одеяло тюк, крепко привязанный к доске.
— Осторожно, осторожно, — повторял голос сверху.
— Спускайте, мы готовы, — крикнул инспектор Вильсон, который вместе со своим напарником поджидали сверток внизу.
В какой-то момент пожарные наверху слишком быстро отпустили свой груз. Тюк наклонился под углом сорок пять градусов, и казалось, вот-вот упадет на камни.
— Боже милостивый, Берт, — послышался голос сверху, — держи этот чертов сверток хорошенько, ради всего святого!
— Извините, сэр, — отвечал Берт. — Уж больно он тяжелый.
— Знаю, что тяжелый, — отвечал другой голос. — Я просто хочу опустить мою веревку, чтобы она стала вровень с вашей, так мы снова выровняем киль. Пока ничего не делайте.
Тюк постепенно привели в равновесие. Двое полицейских не сводили глаз с раскачивавшейся доски.
— А теперь снова вместе, Берт. Только медленно. Медленно. На счет три начинай спускать свою веревку. Только, Бога ради, не упусти.
Берт пробормотал что-то себе под нос.
— Раз, два, три. Ну, теперь медленно, медленно.
Дюйм за дюймом сверток спускался в руки двух полицейских, стоявших внизу. Они перенесли его на временный стол на козлах, установленный в портике. Одеяло было туго перетянуто. От свертка сильно пахло затхлостью, словно одеяло и его содержимое долго держали в кладовке.
Начальник пожарной команды спустился на первый этаж по той же самой веревке.
— Куда подевался этот проклятый доктор? — проворчал он сердито. — Вечно их не доищешься, когда надо! Говорят, что вернутся через минуту, и исчезают навеки.
Он покосился на Пауэрскорта. Потом вспомнил, что говорил ему инспектор несколько часов назад.
— А вы, должно быть, лорд Пауэрскорт, сэр, — сказал он, протягивая испачканную сажей руку. — Старший пожарный офицер Перкинс, Пожарная служба Оксфордшира.
Перкинсу было чуть больше сорока, это был настоящий великан более шести футов вышиной. В отличие от полицейских, чисто выбритый. Пауэрскорт подумал, что пожарные, возможно, специально бреются, чтобы случайно не подпалить себе бороды.
— Добрый день, старший офицер Перкинс. Вы ищете доктора? Кажется, я знаю, где он. Хотите, найду его?
— Это будет весьма любезно с вашей стороны, сэр, весьма любезно. Он недалеко?
— Полагаю, здесь поблизости, осматривает старую мисс Харрисон. Я мигом вернусь.
Когда Пауэрскорт и доктор вышли из дома Самуэля Паркера, часы на церкви пробили час дня. Солнце сияло на глади озера, с другого берега на Пауэрскорта взирали боги и богини, приснившиеся ему во сне.
— Как себя чувствует мисс Харрисон, доктор? — поинтересовался Пауэрскорт, пока они возвращались к обгорелым останкам блэкуотерского поместья.
— Для нее это ужасное потрясение, — уклончиво отвечал доктор Комптон. — Но надеюсь, она сумеет скоро оправиться. Однако в настоящий момент ее сознание рассеяно, боюсь, мысли ее где-то далеко в Германии. Думаю, мне придется отослать ее отсюда на какое-то время, чтобы дать ей прийти в себя.
Пауэрскорт едва не сказал, что, по его мнению, всех членов семейства Харрисонов следует незамедлительно отослать из Блэкуотера, а заодно и из Лондона.
Старший офицер Перкинс нетерпеливо ожидал их у самодельного стола, у которого несли караул оба полицейских.
— Доктор Комптон, — начал Перкинс, — я буду весьма благодарен вам за содействие. Мы нашли тело в одной из спален на верхнем этаже. Это, признаюсь с облегчением, единственная жертва пожара. Но я не хотел бы продолжать наши работы внутри дома, пока тело не будет опознано. Не могли бы вы попробовать сделать это?
Доктор Комптон мрачно кивнул. Полицейские стянули одеяло и побледнели. Доктор покачал головой.
— Мне редко случалось видеть столь страшные ожоги. Почти все лицо уничтожено пламенем. Мистер Фредерик Харрисон не был моим пациентом, вы понимаете. У него был свой доктор в Лондоне. Он лишь изредка советовался со мной по поводу незначительных недомоганий.
«Ни одного впредь», — с ожесточением подумал Пауэрскорт. Он сделает все, чтобы не было больше трупов, изуродованных до неузнаваемости. А вдруг убийца, если это было убийство, специально стремился сделать так, чтобы тело было невозможно опознать?
Доктор Комптон разглядывал серебряное кольцо на обгоревшем пальце Фредерика Харрисона. Он поковырял в зубах покойника небольшим серебряным инструментом, который достализ своей сумки. Вздохнул. Снял очки и осторожно убрал их в футляр.
— Боюсь, джентльмены, это Фредерик Харрисон. Или скорее был Фредерик Харрисон. Можете закрыть тело.
— Как вы подтвердите это, доктор Комптон? — вежливо, но строго спросил старший пожарный офицер Перкинс.
— Во-первых, зубы. Несколько лет назад Фредерик Харрисон сделал очень дорогое протезирование у одного из ведущих лондонских дантистов.
Он так этим гордился и все подробно мне демонстрировал. На одном ужине, здесь в поместье. Помню, подавали омара. Могу признаться, что вид новеньких коренных зубов мистера Харрисона не прибавил мне аппетита. — Доктор печально улыбнулся, вспомнив более счастливые времена. — И еще кольцо. Я бы его везде узнал. Его ему дал перед смертью прадед в Германии. Я имею в виду перед смертью прадеда. На нем изображен германский орел. Я его сразу узнал.
— Спасибо, доктор Комптон.
Инспектор Вильсон записал все в свой блокнот. Пауэрскорт догадался, что пожарный и полицейский не могут решить, кто на данный момент из них главнее. В профессиях, предполагающих должностную иерархию, это порой вызывает неожиданные затруднения. Возвращение коллеги Вильсона несколько сгладило ситуацию. Бледное лицо полицейского выделялось на фоне черных руин.