— Да, — покачал головой Влад, — в принципе, правительству нашему думать о солдатах и вовсе некогда. Едят помои, спят в поле. Когда все начиналось — помню, первые пленные появились, еще до штурма нашими войсками Грозного, — забросили взвод десантников куда-то в горы, да забыли о них. Походили они, полазили с неделю, припасы кончились, а кушать хочется. Послали нескольких бойцов в ближайшее селение чего-нибудь добыть, там их и сцапали. Где, мол, остальные? — спрашивают. Те говорят: там и там. Сбежалось сотни две чеченских мужиков — нет, еще не боевиков, просто людей с «Калашниковыми», — кричат: «Сдавайтесь, а то всем вам хана!» Посовещались лейтенанты, решили: сдаемся. А двое ребят — ни в какую: «Идите, — говорят, — сами. А мы — хрен». Так вдвоем и остались — отстреливались, пока их не прикончили. Так ни фамилии их никто не знает, ни имени, а чем тебе не герои? Басаев или там Радуев, объявивший: «Мы чисто вертолеты хотели взорвать, а больница — это чисто так», — всем известны, имена на устах, и Геростратом быть не надо. И что ни говори, а воевать им нравится и всегда нравилось. Чеченцы с давних времен что делали? Землю пахали, виноградники возделывали? Дудки. Шли мимо караваны, они их и грабили. Это и в литературе отразилось, вон, у Саши Черного, князь, следующий на свадьбу с богатыми дарами, увидел, что до ночи не успевает в крепость, и дал команду сделать привал, но мужчинам спать по очереди и глядеть в оба, ибо — цитирую — «вдруг гололобый чеченец набежит?» В какой-то передаче по телеку показывали дискуссию в студии, и там в числе прочего сказали о том, что на московских рынках засилье продавцов с Кавказа, «чеченцев всяких», и вдруг один вскакивает: «Чеченцы — гордый народ! Они на рынках никогда не торговали! Это азербайджанцы торгуют!» — «Хорошо, — говорит ему кто-то, — но раз вы не торгуете, на что тогда живете?» Думал-думал, чесал в затылке. «Так, — отвечает, — дела делаем». Дела! То есть провел пару фальшивых авизовок или взял кредит из банка да не вернул, — зачем торговать? Если чеченец кого-то ограбил или что-то украл — сие совершенно не стыдно. Стыдно — если ты мужчина, а семью содержать не можешь. А каким способом это делаешь — уже неважно. Потому и народ — воин, грабить-убивать — тоже искусство, веками оно у них и выкристаллизовывалось. У Пушкина в «Путешествии в Арзрум» приводится описание любопытного случая: был на Кавказе какой-то период мира, никто ни с кем не воевал, но тут взял один чеченец да застрелил русского солдата. Поймали, спрашивают: «зачем ты это сделал?» Отвечает: «А, ружье было давно заряжено, на стене висело, боялся, порох отсыреет — чего добру пропадать?»
— Насчет того, что десантников в горы забросили да забыли о них, — произнес Семеныч, — могу сказать, что войска наши подставлять — это наше правительство делает умеючи: вспомните Гудермес перед выборами: бросили своих людей — «воюйте, чем Бог послал, но артиллерию и авиацию — извините, выборы через несколько дней, в Чечне вроде как бы мир — а мы опять бомбить? Увы, выживайте сами — как у вас получится».
— С другой стороны, — поправив простыню, на которой лежал, и придвинувшись к беседующим ближе, вставил Саша, — мы вот удивляемся ненависти со стороны чеченцев, ну а если бы они к нам завалились с «Градом» да вертолетами — кто бы здесь им обрадовался?
— Полно, Александр! — Семеныч был не согласен. — Завалились! Вон и Буденновск был, и уже Кизляр. Я понимаю, что дико звучит — российские войска выпустили из какого-то селения всех женщин и детей, но ни одного мужчины, а потом двое суток бомбили его. Но это ведь только вначале в «Московском комсомольце» боевиков называли «симпатичными бородачами с зелеными повязками», а как по Буденновску они на «Нивах» покатались да вокруг постреляли — видел я, как шестнадцатилетнюю девочку, прошитую очередью, хоронили, — так средства массовой информации заткнулись. И вообще — можно решить вопрос миром — так давно надо было решать, а нельзя — так воюйте так, чтобы быстрей закончить! А то с одной стороны — переговоры, а с другой — ежедневный обстрел блокпостов, захват заложников, убитые да раненые! — Иван побагровел, надулся, махнул рукой да принялся за пиво.