– А, черт! Вот в этом все коммуняки. На трибуне – глотку за народ рвут. В кулуарах – на коттеджики халявные гоношат. Гони ты его!
– Так давно б. Его Иван Васильич Рублев перед отъездом в командировку прислал. Просил передать, что нужно помочь. Как выразился – обязательно по возможности.
– Добр у нас больно Иван Васильич за банковский счет. Как думаешь?
На лице Чугунова изобразилось понимающее выражение.
– Вот что, отфутболь его в отдел связей с общественностью. Пусть помогут. По возможности. У нас часы не врут? – задержал он двинувшегося к двери Чугунова. – Оказывается, двенадцать. Опять мы с тобой заработались. Вызывай водителя. Голова что-то бунтует. Придется часиков на шесть в горизонталь упасть.
Перелистал рукой пачку так и не рассмотренных за день документов:
– Хотя на шесть уж не получится.
– О, какие нас встречают суровые взгляды! Яна, у меня скоро при виде тебя просто-таки рефлекс вины появится, как слюна у собаки Павлова. – Забелин при входе вновь наткнулся на демонстрирующую недовольство секретаршу.
Подойдя ближе, разглядел припухшее, с размытой косметикой личико и примирительно пожал Янино запястье:
– Ну что на этот раз, солнышко?
– Да, как подольститься, так солнышко. Почему вы меня с собой не берете? Всех кого ни попадя, оказывается, наприглашали. Только не больно-то разбежались. А я, значит…
В этот момент в приемную вошел и в ожидании паузы остановился поджарый, в темном костюме мужчина лет сорока.
– Вы что, не видите?! – взвилась было по своему обыкновению, Яна, но, пересекшись с вошедшим взглядом, осеклась.
– Здравствуйте, Алексей Павлович.
– С кем имею, простите?
– Подлесный Вячеслав Иванович. До недавнего времени – сотрудник ФСБ. Имею пятнадцать лет выслуги. Здесь по предложению Второва. Полагаю, смогу быть вам полезен.
– Второва? Так это вы и есть тихая золотиночка?
– Не понял?
– Не важно. Но насчет службы безопасности у нас с Второвым разговора не было.
– При скупке предприятия без разведки нельзя. А я и разведка, и контрразведка. Так что, если положим полторы ставки, будет в самый раз.
– А если не положим?
– То есть денег пока нет, – догадался эфэсбэшник. Что-то про себя быстро скалькулировал. – Ничего, так начнем.
– Насчет скупки – это Второв проинформировал? Вы с ним давно сотрудничаете?
– Со службой безопасности банка контактирую три года. Оказывал посильное содействие.
– Кто кому? – хмыкнул про себя Забелин. То, что ФСБ давно и небезуспешно проникала в банковские структуры, секрета не составляло.
– Хотя относительно вашей программы специальных вводных не получал. Но, я говорил, за мной пятнадцать лет в ФСБ. У вас был Второв, за вами оставляют особняк, открывают кредитование. Я умею анализировать.
– Ну-ну. А из ФСБ почему турнули?
– Так пятнадцать лет, – невозмутимо пояснил Подлесный.
Забелин выдержал нарочитую паузу, провоцируя собеседника на новые объяснения, но тот, полагая сказанного достаточным, застыл во внимательном ожидании.
– Молчите вы убедительно, – признал Забелин. – Интересно будет посмотреть, как работаете. Подождите пока здесь.
И, опережая готовый сорваться возмущенный поток слов привставшей Яны, пообещал:
– Позже договорим.
Войдя в кабинет, он едва сдержал разочарование – из-за овального стола поднялись всего трое: пятидесятипятилетний богатырского роста мужчина с высоким, увеличенным залысиной лбом – Виктор Николаевич Астахов, Андрей Дерясин и, к совсем уж полному изумлению, Жукович. Длинные волосы его сегодня были помыты и вид в светлом, в крупную клетку пиджаке свеж. За исключением Дерясина, никого из тех бесстрашных фрондеров, что ораторствовали в кабинете накануне, теперь не было. Отсутствовал и Эдик Снежко, и, судя по смущенному виду Дерясина, не случайно.
– Товарищ командир, – ощущая торжественность момента, отрапортовал Дерясин, – команда на сборном пункте собралась. Готовы к движению в походном порядке.
– Вольно. А ты что здесь? – Забелин остановился перед Жуковичем.
– Да пошел он, дипломат херов. Я ему не пацан – задницу лизать. Понимания – с гулькин член, а гонору… Я ему говорю: «Ну ты, прежде чем позориться на людях, указания свои безграмотные раздавать, закрылся бы на денек да хоть инструкцию, что ли, прочитал». А еще удивляемся, почему у нас проблемы во внешней политике.
Живо представив эту сцену, Забелин искренне посочувствовал Зиганшину.
Правда, специалистом Жукович и впрямь был приличным, да и остальных хорошо знал – играли в одной футбольной команде.
– Как вчера кредитный прошел? Баландин присутствовал?
– Сам вел. В отношении Толкачевой ограничились выговором. Я голосовал за увольнение, – как всегда по существу доложил Дерясин. – Баландин перед комитетом нас собирал. По теме «Иметь бы мне златые горы».
– А что Снежко?.. – не удержался-таки Забелин.
– Ему вчера Баландин предложил начальником кредитного управления. – И Дерясин отвел глаза.
– Не рви сердце, Андрюха! – приобнял его Жукович. – Не из-за чего. Он и на поле такой – схватит мяч и таскает. Хрен паса допросишься.
«В очередной раз прав Второв – ничего ты, Забелин, в людях не понимаешь».
– А ты-то почему надумал, Андрюша? На повышение ведь стоял.
– Так он же сказал – голосовал за увольнение, – исчерпывающе ответил за Дерясина Жукович.
– Да и потом, чего мне оставаться, когда футбольная команда, почитай, развалилась? – буркнул Дерясин. – Куда вы без защиты?
– Кстати, насчет защиты, познакомьтесь. – Забелин приоткрыл дверь и сделал приглашающий жест. – Вячеслав Иванович Подлесный. Будет обеспечивать информационную безопасность. Прошу, так сказать, любить и… Что у вас на сей раз, Олег Игоревич? Олег!
– Гражданин комитетчик. – Впившись в вошедшего дикими глазами и поигрывая скверной улыбочкой, Жукович поднялся над столом. – Уж как мы рады.
– Да не обращайте внимания. – Дерясин радушно протянул вошедшему руку, высвободил место около себя. – Это у него даже не черный юмор, а диагноз – открытая душевная язва. Когда-то за порнуху из института исключили. Вот с тех пор и числит себя мучеником прежнего режима.
– Салабон ты. – Жукович все не отводил жадных глаз от Подлесного, который в свою очередь с неменяющимся лицом, не моргая всматривался в подрагивающего от возбуждения Жуковича. – Выросли на готовеньком. Теперь все хаханьки. Так вот хочу представить – главный как раз тихарь-порнографист, виртуоз искусствоведческой экспертизы. Сколько лет, сколько зим. Ну хоть теперь-то, через пятнадцать лет, глаза в глаза, – порнография «Лолита» или нет?
– И тогда не читал, и теперь недосуг. А команды выполнять всегда был обучен. Надо было вас прихватить под любым предлогом – и прихватили.
– За что? За что надо-то?! За то, что пацаны книжки печатали? Да и не антисоветские даже. Просто неиздававшиеся – Зайцев, Платонов, Набоков, и подкалымливали? Да ты и теперь-то этих фамилий не упомнишь. И за это всей громадой навалились. Не бо-бо по земле-то после этого ходить?
– Использовалась множительная аппаратура, что было запрещено.
– Э-э, мужики, брэк! – попытался вмешаться Астахов. Ситуация становилась неуправляемой, но Забелин медлил вмешиваться, заинтригованный происходящим.
– Да вот они, ксероксы твои! На всех углах! – закричал, брызгая слюной, Жукович. – Ну, хорошо. Нас, отсидевших, исключенных, ты уж списал. Но Женька? Жека Карасев? Пацан семнадцатилетний, что из окна выбросился? Он-то по ночам не приходит?!
– Прежде всего, Жукович, у меня крепкий сон. А насчет Карасева – не я, вы друг друга при первом рыке закладывать наперегонки бросились. Диссиденты малохольные. Да не рыке даже. Так – цыкнули.
– Да пацаны были! А тут – всей махиной!
– Кто единожды сдал, всю жизнь сдавать будет.
– Да не тебе, паскуда!..
Но Подлесный уже сделал четкий поворот на девяносто градусов и оказался стоящим строго напротив Забелина.