Кэлгар вскочил и принялся расхаживать по рубке. На протяжении четверти века — с тех пор, как первые сверхракеты достигли Луны, а затем и полумертвого Марса — Венера являла собой наиболее заманчивую цель для всех космопроходцев. Однако любые экспедиции в этом направлении были запрещены, вплоть до появления кораблей, способных избежать опасности падения на Солнце, — участь, уже постигшая два космолета. Неизбежность подобных катастроф была доказана математически, существующие ракеты могли без риска достичь Венеры лишь при строго определенном ее положении в пространстве относительно Солнца, Земли и Юпитера.
Однако возникновения таких благоприятных условий в ближайшие два десятка лет не ожидалось. И лишь за пол года до полета Кэлгара известный астроном установил, что необходимое взаиморасположение планет произойдет в этом году. Его статья породила бурные дебаты в профессиональной среде. Разумеется, правительство не могло полагаться на особое мнение одного — пусть даже весьма авторитетного — ученого, однако до Кэлгара дошло высказывание некоего высокопоставленного чиновника Космической Патрульной Службы о том, что дело приняло бы совсем иной оборот, решись кто-либо отправиться на Венеру на собственный страх и риск, в подобном случае у него, чиновника, сыскалось бы достаточно единомышленников, чтобы выполнить все необходимые предварительные исследования и расчеты. Когда Кэлгар на своем маленьком корабле стартовал к Венере, с размахом велась подготовка сразу нескольких экспедиций на Марс.
От Венеры ждали сенсаций — но не столь значительных, как эта. Ибо раса, способная создать идеальную с любой точки зрения краску, уже за одно только это заслуживает более близкого знакомства.
Размышления Кэлгара были прерваны новым невероятным открытием, заставившим его встревоженно вскочить. Сверкая неисчислимыми оттенками, краска продолжала распространяться: если поначалу она покрывала не больше четверти поверхности тела, то теперь занимала уже добрую треть. Если так пойдет и дальше, рано или поздно она покроет Кэлгара с ног до головы, залепит ему глаза, рот, нос, уши — словом все. Надо было срочно придумать способ избавиться от этой переливчатой пленки.
«Идеальная краска, — записал Кэлгар в своем блокноте, — должна обладать красивым цветом, быть нечувствительной к любым внешним воздействиям и — обязательно — легко удаляться». Он мрачно перечитал последние слова, отложил карандаш и посмотрелся в зеркало.
— Ну дела, — пробормотал он, обращаясь к собственному отражению, — это ж не я! Разодет, что твой цыган…
Всматриваясь в представшее его взгляду колористическое буйство, Кэлгар отметил, что сама краска, собственно, оставалась невидимой, поскольку испускала яркий, отбрасывающий резкие тени свет. Она являла собой не цветное покрытие, а как бы жидкий свет, в переливах которого слились воедино все мыслимые оттенки. Причем ни яркость, ни пестрота отнюдь не оскорбляла вкуса — даже самого изысканного. Кэлгар развеселился, осознав, что не может оторвать глаз от этого невероятного явления. Однако в конце концов он все же отвернулся от зеркала.
«Если бы удалось зачерпнуть хоть немного краски и перелить ее в реторту, — подумал он, — можно было бы произвести анализ.» Он предпринял несколько попыток, но краска, охотно вливаясь в ложку, тут же вытекала, стоило оторвать ее от кожи. Кэлгар попробовал удержать ее в ложке с помощью ножа, но безуспешно: краска вытекала из под лезвия, текучая, словно масло. Кэлгар понял, что ему не хватает силы и ловкости, чтобы достаточно плотно прижать лезвие ножа к ложке. Он попробовал было воспользоваться предназначенным для отбора проб черпачком с резьбовой крышкой, но тот оказался слишком круглым и маленьким; к тому же завинчивание крышки занимало чуть ли не минуту.
Кэлгар без сил опустился в кресло. Он чувствовал, что заболевает. Мысли путались. Лишь некоторое время спустя он вновь обрел способность рассуждать трезво.
Ему все-таки удалось набрать в черпачок немного краски — что-то около чайной ложки. По логике вещей, теперь следовало тем же способом очистить и всю поверхность тела. Однако краски на нем, судя по всему, не меньше пятисот таких доз. На снятие каждой из них уходит больше двух минут. Итого, тысяча минут, — почти семнадцать часов!
Кэлгар жалко улыбнулся. Семнадцать часов! Вдобавок, за это время ему два-три раза понадобится поесть — еще час… Внезапно он ощутил голод — пожалуй, пора было подкрепиться.
За завтраком он обдумывал случившееся со спокойствием человека, нашедшего одно из решений проблемы и теперь имеющего право позволить себе поразмыслить над другими вариантами.
Семнадцать часов — это слишком много. Теперь, когда ему удалось заключить немного краски в черпачок, ее можно исследовать; возможно, откроется дюжина более радикальных способов избавиться от загадочной напасти.
Возможно, в лучше оборудованной лаборатории это и оказалось бы Кэлгару по силам, но корабельная была слишком убога. Кэлгару удалось лишь установить, что краска абсолютно инертна — ни с чем не смешивается механически и не реагирует химически; не поддавалась она и термическому воздействию — не горела и не замерзала.
— Естественно, — со злостью признал в конце концов Кэлгар. — Если это идеальная краска, то именно так и должно быть!
Он взялся за дело и постепенно настолько навострился, что некоторое время спустя соскабливание краски с кожи в черпачок и завинчивание крышки стали занимать от силы секунд сорок пять. Он так углубился в это занятие, от результатов которого зависело слишком многое, что успел уже наполовину наполнить краской колбу прежде чем заметил нечто, потрясшее его до глубины души: краски на теле оставалось столько же, сколько и в начале процедуры.
Кэлгар оцепенел. Дрожащими руками он замерил количество краски в колбе. Он собрал все, или почти все, что плеснуло на него из венерианской банки, в этом можно было не сомневаться. Но и количество краски на теле от этого не уменьшилось. Похоже, она ко всему обладала еще способностью восстанавливать пострадавшую от чего-либо часть покрытия.
Кэлгар пополнил этим наблюдением список свойств венерианской краски.
К этому времени он заметил, что не может свободно потеть — капельки влаги проступали на коже лишь в местах, не покрытых переливчатой дрянью. Интенсивная работа разогрела Кэлгара, а краска лишала организм возможности полноценной теплоотдачи. Астронавт чувствовал, как прямо-таки распаляется от внутреннего жара. Он ужаснулся.
«Надо любой ценой убраться отсюда, — подумал он, — отыскать ближайший венерианский город и раздобыть растворитель, способный справиться с этой сумасшедшей жидкостью».
Ему было уже наплевать, станут над ним смеяться или нет. Кэлгар кинулся в навигаторскую рубку и уже схватился было за рычаги управления, но в последний миг что-то удержало его. Ведь чертов куб сам заявил: «Во мне краска». Значит, в нем могут быть заключены и сведения, необходимые для использования содержимого, в том числе — и его удаления.
— Ну и дурак, — сказал себе Кэлгар, поднимаясь с пилотского кресла, — как же я сразу не сообразил!
Хрустальный куб валялся на траве в том самом месте, где Кэлгар оставил его. Стоило астронавту прикоснуться к кристаллу, как тот заговорил:
— Я на четверть полон краски. Значит, на Кэлгара выплеснулось три четверти содержимого сосуда. Обстоятельство немаловажное.
— Инструкция: разместить банки с краской вокруг подлежащей покраске поверхности, после чего приступить к работе, — продолжал излагать куб. — Краска высохнет, как только поверхность будет покрыта ею полностью. Краска удаляется при помощи затемнителя, который следует приложить к окрашенной поверхности, плотно прижать и выдержать в таком положении в течении одного терарда.
Последнего слова Кэлгар не понял; по всей видимости, оно означало какой-то отрезок времени.
— Затемнитель, — продолжал между тем куб, и только теперь Кэлгар понял, что голос не звучит, а передается непосредственно в мозг, — можно приобрести в ближайшем магазине москательных товаров или скобяных изделий.
— Замечательно, — Кэлгар почувствовал, как в нем нарастает бешенство. — Остается только сбегать в лавку и купить затемнитель!
Впрочем, высказавшись, он заметно успокоился. Слава богу, он попал в практичный мир москательных лавок, а не восьминогих жукоглазых монстров, которыми люди давно уже пугают собственное воображение. Существа, изготовляющие идеальную краску и торгующие ею, наверняка не примутся сразу же пытать пришельца с Земли, — ясно, как божий день. Воображение Кэлгара тут же нарисовало картину упорядоченного, отлично организованного мира — скорее всего, имевшую ничего общего с реальностью. Естественно, не все обитатели космоса полны априорной симпатии к людям; впрочем, люди тоже умеют ненавидеть… Судя по краске и кубу, в который она упакована, приходится признать, что цивилизация Венеры стоит на более высоком уровне, чем земная. Если допустить, что венериане обнаружили корабль Кэлгара еще до посадки, то им могло придти в голову предложить пришельцу некие тесты. И фантастическая краска, в которую он по уши вляпался, могла играть в этом тестировании какую-то роль.