– Боль была жуткая!..
– …и при падении повредили что-то там… Вену или артерию – здесь я не специалист.
– Пролежи я так немного, и – все…
– Могло быть и такое, но обошлось. Итак, повторяю вопрос: почему после семи часов допроса, когда респондент, – это слово Альбер произнес с едва заметной иронией, – находился, как вы это называете, в «летаргической коме», он оказался способным действовать, как боец спецназа очень высокого уровня?!
Кстати, кто он, по вашему мнению, по профессии?
– Точно я сказать не могу… То, что он называл – экономика, финансы, – не вполне соответствует его, так сказать, внутреннему сознанию… Человек он высокообразованный – это несомненно, причем мыслящий образами, парадоксально…
Я бы назвал это так: он думает в стиле импрессионистов и постимпрессионистов, иногда – немного мистически, в стилистике раннего Врубеля или Нестерова, порой – необъяснимо странно, мы называем это явление «парадокс в Абсолюте», где Абсолют понимается как ипостась того, что обыватели называют Богом… Однако живот болит, – растерянно, без всякого перехода завершил Доктор, с легкой пока тревогой глянув вниз, на собственное туловище, плотно обтянутое простынями. – Не могли бы мы перенести беседу? Мне кажется, я чувствую себя немного хуже…
Альбер мельком глянул на часы на стене, за спиной сидящего. Похоже, действие обезболивающего ослабевает… Врач специально подобрал то, что нужно: легкая эйфория не затрагивала сознания и не мешала связному рассказу, убирая в то же время последствия болевого и психологического шока. Но… Жить ему осталось минут десять. Нужно спешить.
Мужчина нажал кнопку. Появился врач со шприцем наготове:
– Это вас поддержит.
– Что со мной? – спросил Доктор коллегу по-латыни.
– Ничего серьезного. Шок.
– Я чувствую скрытую боль, но пока еще не могу определить ее источник.
– Не беспокойтесь, Доктор, – ответил медик по-русски. – Это просто невротическая реакция, следствие перенесенного болевого и эмоционального стресса. К тому же у вас было серьезное напряжение в течение нескольких часов… Работа психоаналитика, которую вы блестяще провели, – это тоже эмоциональный стресс особого рода, а поскольку завершился он нападением пациента, произошла долговременная невротическая реакция.
– У меня что-то повреждено?
– Ничего серьезного. Небольшая внутренняя гематома. Если что вам действительно необходимо, так это отдых, покой. – Медик говорил неторопливо, размеренно, и это успокаивало сидящего. Он ловко уколол в вену, опорожнил шприц, пояснил:
– Морфий. В очень небольшой концентрации.
– Благодарю вас. – Доктор поднял взгляд на хозяина кабинета:
– Мне необходим покой…
– Его у вас будет сколько угодно. Еще сигарету?
– Да. – Доктор затянулся, расслабленно перевел дыхание. – Так на чем мы остановились?
– Расскажите подробно, что произошло после окончания допроса. Я не специалист, но полагаю, что после той дозы наркотиков, какую получил объект, он вообще не способен был двигаться…
– Да, это так, но…
– Я слушаю…
– Вы ведь запланировали… летальный исход…
– Да. Объект после допроса подлежал устранению. Откуда вы это узнали?
– От Смоляра. Он так и выразился: «Теперь с этой падалью и возиться не нужно. Просто выбросим за борт». Мне, честно говоря, было жаль такой материал… И я решил, поскольку летальный исход запланирован, провести еще один опыт… Очень любопытный в научном плане… – Доктор мельком взглянул на Альбера, поправился, оправдываясь:
– Я полагал, что это может дать дополнительные результаты по допросу.
Альбер сжал челюсти. Все как всегда. Любой четкий и выверенный план рушится, порой погребая под собой создателя, когда хотя бы один из исполнителей принимает «командирское решение» сделать «как лучше». Нет, премьер страны выдал некогда бессмертную фразу: «Мы хотели как лучше, а получилось – как всегда».
Доктор замолчал, по-собачьи преданно глядя в глаза Альберу.
– Вы поступили правильно, – кивнул тот.
– Это ведь было жутко интересно… Вы знаете, химики синтезировали по моей программе совершенно новый, невиданный препарат; по вызываемым эффектам он не схож ни с одним из известных психоделиков, а его действие не подпадает не только под описание обычной клинической картины психоделиков, но и ни под одно из описаний доктора Тимоти Лири, сделанных им столь поэтично; анализируемые им энергетические уровни сознания – сказка для младших школьников, по сравнению с которой мой новый препарат – это Достоевский, Кафка, все мифы и все религии мира одновременно…