К Нельке Саша Бойко завалился в девятом часу утра: благо под гидрокостюмом находился спортивный, шерстяной, хоть и промокший до нитки. Уняв боль в ноге инъекцией легонького наркотика, весь путь до ее дома в центре Приморска он проделал бегом, завернув оружие и причиндалы в кусок гидрокостюма и приладив за спину; бежал он босой, подвернув штанины до колен, что, впрочем, у редких прохожих особого удивления не вызывало – время дивное, чем только люди не тешатся: кто траву ест, кто в проруби рожает… Ну а босой человек бежит – вообще в порядке вещей, не голый же!
Нелли открыла дверь после третьего звонка. Увидев Сашку, уставшего до черноты под глазами, бледного, мокрого и настороженного притом, держащего нечто тяжелое и опасное на изготовку, но скрытно, под резиновым свертком, сказала только:
– Ну ты, блин, в своем репертуаре. Заходи.
– Одна?
– Как Робинзон. Впору вибратор покупать, да руки не доходят. Иди умойся. Я кофе согрею. – Окинула Сашку взглядом, хмыкнула:
– Рембо, блин. Сгружай железяки, здесь тебя не обидят.
Пока Саша стоял под струей душа, Нелли успела причесаться, подкраситься, сменить домашний халат на «приемный расписной», как она называла. Открыла дверь в ванную, окинула обнаженного мужчину взглядом, бросила чистый халат, полотенце, резюмировала:
– Хорош. Только дурь в голове – прежняя. Закругляйся, остынет все.
Пока Саша уплетал за обе щеки яичницу с ветчиной, запивая свежесваренным кофе, Нелька сидела напротив, оперев щеку на ладонь, и с удовольствием смотрела, как он ест. Бабская идиллия, да и только! Насытившись, Сашка выбрал в пачке сигарету посуше, затянулся сразу, как только пламя коснулось кончика, не отрываясь, спалил ее почти на треть, выдохнул и резюмировал:
– Жизнь – дерьмо.
– Грозен ты, батюшка, сегодня. Кто тебе ляжку-то продырявил?
– Что? Говори громче, у меня с ушами плохо…
– Кто, спрашиваю, шкуру попортил?
– Волки позорные.
– Че-го? Менты?
– Если бы…
– Э-э-эх… Смотрю я на вас, служивых бывших… Уж по кому ударил больнее всего бардак нонешний, так по вам. Чинуши, те при взятках примостились, хозяйственники – тоже у дел. А вы – как собаки брошенные, без хозяина так и остались… А что умеете?
– Защищать.
– То-то. Воевать вы умеете, и важно для вас – за что. А хозяина у вас-то и нету. У братвы – у них легче: и свой пахан, и свой авторитет, и свой закон имеется. А значит – и порядок.
– Волчий их порядок.
– Пусть волчий, а все же лучше, чем никакого. А у вас: какой задрот хлебло пошире разевает, да сумел пролезть, да сумел угодить – тот и княжит. И вы под этим приказчиком оказываетесь, и он вами распоряжается…
– Да брось, Нелька, не служу я давно. На вольных хлебах.
– А оно и того хуже. Кто платит – тот и музыку заказывает. Похоронную.
Что, не так?
– Не береди душу.
– Береди не береди… Неразбериха у вас, мужиков. У баб все проще: этому дала, этому дала, а этому – не дала. И каждая выгадывает, что надо: одной погулять вольно да беззаботно, другой – мужика приручить да заарканить, да в жизни как-то устроиться… А у вашего брата, особливо бывшего служивого, мозги набекрень, навыворот: и прожить как-то надобно, и семьи прокормить, и-за державу обида вас гложет. Вот и мечетесь вы, глаза горят, в грудях – полымя, а вас тем временем – под пули да под ножи… За те говенные доллары. Э-эх.
– Ты чего разошлась-то?
– Считай, что с недосыпу. Водки выпьешь?
– Выпью.
– Ну и я с тобой. «Чего разошлась?» А того, что ни хрена я в нонешней жизни не понимаю: что хорошо, что плохо… Замуж бы вышла, деток нарожала, а как подумаешь… Такое чувство, будто народец бредет где-то под водой, кругом муть непроглядная, куда бредем, зачем… Те, кто у поверхности, мальков хватают за обе щеки, а где поглубже… Кого сгложут, кто – сам другого выхватит на ощупь, да в пасть, и не видать ни черта, а вот бредем, бредем, бредем…
– Жизнь – дерьмо.
Нелли достала из холодильника графин, разлила водку в хрустальные лафитники.
– Э-эх, крепка Советская власть. Была. – Бойко подцепил на вилку кусок ветчины, отправил в рот. Нелли свою порцию выпила наполовину, мелкими глоточками. – И как вы, девки, эту дрянь сквозь зубы цедите – никогда не пойму, – откомментировал Саша.
– То-то и оно. Для вас, мужиков, результат важен: ухнул, и чтоб по шарам накатило, да враз. А для нас – процесс. Вот и в любви тако же. Какие мужики это разумеют, у них все складывается, а которые с маху все почитают – гуляет от них баба. Вот тот мужик и слоняется бобылем. Так-то.