Под ногами у Палмера искрился и сиял пол, выложенный из плит белого мрамора, как бы озаренного золотым сиянием, льющимся с потолка на трехэтажной высоте. Палмер окинул взглядом окрашенный в темно-зеленый цвет потолок и старинные золоченые, с хрустальными подвесками люстры, сияющие словно звезды в полуночном небе. По обе стороны центрального прохода выстроились зеленые кожаные диванчики, а между ними на легких ажурных подставках поблескивали позолоченные пепельницы. В глубине зала, у двух лифтов, стоял маленький, сухощавый, седой человечек, который мог бы сойти за чинного дворецкого или ливрейного лакея, если б не кобура полицейского револьвера, слегка оттопыривающая полу его форменной одежды.
В мягкой тишине, которая может царить только в зале под таким высоченным, в три этажа потолком, чуть слышно постукивала электронная аппаратура, видимо сортирующая документы в служебных помещениях. Какоето мгновение Палмер прислушивался к звукам, доносившимся из-за окошек: там, вероятно, подсчитывают задолженность по займам, решил он. Казалось, никто не обратил внимания на его приход: сидящие у входа в банк служащие, клерки и даже охранник у лифта ни разу не обернулись в его сторону. Шагая по отсвечивающему золотом мраморному полу, окруженный этим величественным бесстрастием, он лишь ощущал, как где-то в воздухе вибрирует непривычный, тупой стук его каблуков по мраморным плитам.
При приближении Палмера охранник наклоном головы беззвучно приветствовал его, нажал кнопку, и створки лифта раздвинулись. — Вам на восемнадцатый, мистер Палмер, — сказал охранник.
Палмер улыбнулся про себя разыгрывавшемуся здесь спектаклю: он вдруг резко, на одном каблуке, обернулся назад. Пристально разглядывавшие его банковские служащие — от администраторов и до кассиров включительно — были застигнуты врасплох. Он тут же отвернулся, чтобы не видеть их смущения, вошел в лифт и нажал кнопку, наблюдая, как скользят друг другу навстречу створки лифта, напоминая закрывающийся театральный занавес и как бы завершая действие первое этого спектакля. Палмер взглянул на свои часы. Без одной минуты одиннадцать. Прекрасно.
Пока лифт плавно скользил вверх, Палмер снова подумал о тех, кто по наитию, без специальных знаний, разработал в осуществил планировку банковского помещения на первом этаже. Идея этого зала была красноречивым ударом по отжившим канонам консерватизма. Ведь эти ограниченные, старые, сварливые пьянчуги — эти бизнесмены — в своем замысле сумели предвидеть и осуществить то, с чем не могли справиться самые изощренные и искушенные умы создателей театральных декораций и мизансцен.
Успех, достигнутый этими старыми сычами, поражал своей неожиданностью и совершенством. Взять хотя бы это цветовое сочетание золотого с зеленым в интерьере: утверждая его, разве они не учитывали того, что эти два цвета в большинстве стран цивилизованного мира означают деньги? А традиционное бесстрастие клерков? Ни в одном спектакле Палмер не видел еще такого блестящего исполнения актерами своих ролей. А ведь никто и никогда не говорил им, что они должны вести себя именно таким образом. Это поведение вошло в традицию постепенно, передаваясь от поколения к поколению.
Палмер почувствовал внезапную радость от сознания того, что будет работать здесь, и это чувство было совсем не похоже на то ощущение торжества, которое он испытал, узнав о своем новом назначении. Палмер улыбнулся. Улыбка все еще блуждала у него на лице, когда створки лифта раздвинулись и он вышел на верхнем этаже здания.
Девушка, сидящая в коридоре за большим столом, нагнулась, поправляя чулки. Палмер скользнул взглядом вдоль плавных линий ее ног и сразу же отвел глаза. Однако он не обнаружил вокруг ничего примечательного, на чем бы остановить взгляд, и, как только позади него закрылись створки лифта, снова посмотрел на девушку.
Вопросительно взглянув на него, девушка спросила:
— Мистер Палмер?
Он утвердительно кивнул. Девушка поспешно встала из-за стола и пошла по коридору, пригласив его следовать за ней: «Сюда, пожалуйста». Он шел за девушкой по широкому зеленому коридору, стараясь не смотреть на ее фигуру. Коридор привел их к массивной двустворчатой двери из полированного дерева. Палмер почувствовал легкую испарину на верхней губе и быстро провел по ней пальцем, стараясь отвлечься от непрошеных мыслей. То, что Бэркхардт не желал пользоваться в своем банке механическим аппаратом для внутренних коммуникаций — интеркомом — и предпочитал, чтобы посетителей приводили прямо к нему, было неотъемлемой частью той системы, с которой Палмер здесь уже познакомился. По тому, как секретарша постучала в дверь, Палмер понял, что и тут солидная весомость подлинного — консерватизма породила нечто более значительное, чем…
Стоя у двери, девушка сделала едва заметное движение и перенесла тяжесть своего тела на одну ногу. Взгляд Палмера скользнул по ее бедру, затем ниже — он глубоко, но беззвучно вздохнул и, ожидая приглашения шефа, закрыл глаза.
Из-за тяжелых дверей отчетливо раздался голос Бэркхардта: «Войдите!» Девушка открыла дверь и посторонилась, пропуская Палмера вперед.