— Ты попал в точку. Мне, пожалуй, больше нечего добавить.
— Я польщен, — ответил Палмер. — Но мне не известно, что вы уже предпринимали в этом направлении. А я должен об этом знать.
Приходится кривить душой, подумал Палмер, но это ложь из добрых побуждений. Старику ведь до смерти хочется высказаться, и он уцепится за первую же возможность.
— Что предпринимали? — огрызнулся Бэркхардт. — Мы слонялись тут без толку и ворон считали, вот что мы делали. Все эти пятнадцать лет мы просиживали штаны, глядя, как сберегательные банки тащат доллар за долларом у нас из-под носа только потому, что мы в свое время не пожелали возиться с такой мелочью. А теперь, когда нам эти доллары понадобились, мы даже не знаем, как к ним подступиться.
— Вот этого-то я и не пойму, — снова солгал Палмер. — Я хочу сказать, что не вижу ничего таинственного в деятельности этих сберегательных банков. Сколько их вообще-то? Пожалуй, и ста тридцати не будет по всему штату?
— Да, примерно столько, а вместе с филиалами около двухсот пятидесяти наберется.
— Да, но ведь один лишь ЮБТК имеет почти столько же филиалов, сколько вся их система, вместе взятая?
Бэркхардт на это не ответил, и Палмер продолжал расспрашивать, чтобы дать старику возможность излить душу.
— Труднее всего мне понять именно это, — снова заговорил Палмер. — Возьмем человека с постоянным заработком. Как правило, две трети заработка уходят у него на уплату долгов. Но он все же старается откладывать по 10, допустим даже, по 5 долларов в неделю, неважно сколько. Встает вопрос, куда ему поместить эти сбережения. Повсюду, почти на каждом углу расположены отделения банков: ЮБТК, «Мэнюфэкчерерз» или «Чейз Манхэттен», «Ферст нешнл», наконец, Химического. Иными словами, вкладчику надо тратить время, чтобы отыскать отделение сберегательного банка, которое было бы для него так же удобно, как и коммерческий банк. Не правда ли?
Бэркхардт пожал плечами. — Это не объясняет того, что произошло, — ответил он скорей самому себе, чем Палмеру. — Это отнюдь не объясняет, почему две трети денег вкладчиков оказались именно в этих сберегательных банках. Тех денег, которые нужны нам как воздух.
— Это же какая-то чертовщина.
— Нет, это самая обыкновенная американская глупость, — возразил Бэркхардт. — Сберегательные банки объявили, что их дивиденды на полпроцента выше наших. На каких-то жалких полпроцента! Неужели это надо по слогам объяснять каждому, кто собирается откладывать деньги? В конечном-то счете все это сводится к тому, что в год он будет иметь на своем банковском счете всего-навсего пятью долларами больше. Если объяснить это вкладчику таким образом, он не может не понять, что делает глупость. Но бедато в том, что никто ему не объясняет этого и не собирается объяснять. — Бэркхардт замолк, но затем, повернувшись лицом к Палмеру, спросил: — Как ты думаешь, в чем здесь дело?
Палмер снова сдвинул брови, сделав вид, что задумался над ответом. — Полагаю, причина в том, — начал он, всем своим видом давая понять, что его ответ — плод серьезного размышления, — что каждый боится сознаться, как мало прибыли дают хранящиеся в банке сбережения независимо от вида банка.
— Вот именно. Если объяснить это людям таким образом, то они заберут свои деньги из этих банков и поместят их либо в фонды страховых компаний, либо сами начнут играть на бирже. Есть еще и другой вид идиотизма в этой области — объединение в различного рода синдикатах недвижимого имущества.
«Роллс-ройс» наконец выбрался на шоссе Ист Сайда и мягко заскользил со скоростью сорок пять миль в час по направлению к деловой части города. Некоторое время Палмер следил взглядом за плывущими по реке справа от него танкерами и грузовыми катерами. Река в легкой пелене тумана маслянисто поблескивала и казалась почти неподвижной. Лучи августовского солнца играли к переливались темным золотистым мерцанием на чуть приметной речной зыби. Машина уже подъезжала к Тридцать четвертой улице, и только теперь Палмер заметил, что за все это время оба они не проронили ни слова. Обернувшись к Бэркхардту, Палмер с удивлением заметил, что лицо старика сведено болезненной гримасой. Его блекло-голубые глаза прячутся под сдвинутыми бровями, а от углов рта пролегли горькие морщины, выдавая мучительную внутреннюю боль. Палмер хотел было спросить старика, не болит ли у него что-нибудь, но передумал и смолчал. Потребность говорить, просто чтобы заполнить словами пустоту, была той юношеской привычкой Палмера, которую ему было трудней всего побороть.
Житейская истина, что лучше смолчать, чем нажить неприятности, — а эту истину отец внушал Палмеру чуть ли не с двенадцатилетнего возраста, — дошла до него нескоро, когда ему было уже далеко за тридцать.
Теперь же, когда ему уже за сорок, он стал частенько подвергать сомнению непреложность этой истины. А вот сейчас, откинувшись на сиденье «роллс-ройса», бесшумно мчавшегося в северном направлении, Палмер подумал о том, что, пожалуй, молчание действительно помогает избежать неприятностей. Это трудно оспаривать. Однако с годами Палмер все чаще задавался вопросом, что же такое, собственно, «неприятности» и действительно ли, независимо от их сущности, надо любой ценой избегать их.
Сидя в машине рядом с Бэркхардтом, Палмер понимал, что «неприятностью» в данном случае могло обернуться укрепление связи между ним и человеком, который еще долгие годы будет его шефом. Характер этого осложнения был ему еще не ясен, но разве следовало его избегать?