— Я думаю, — продолжал Палмер спустя некоторое время, — вы назовете это шершаво-туалетно-бумажной шуткой. — Он опять помолчал, ожидая смеха, который Бернс называл отдачей. Небольшое замечание имело целью вернуть слушателей от шутки к неизбежной действительности.
— Вы знаете, — продолжал он, — у нас, банкиров, есть поговорка о туалетной бумаге. Если мы вдруг захотим сменить ее сорт в наших общественных уборных, мы должны получить разрешение на это из Олбани… или Вашингтона. Настолько централизовано управление банками.
Палмер дал своим слушателям возможность успокоиться и расплатиться за развлечение примерно так, как это делают с телезрителями, вынуждая их сидеть и смотреть рекламные передачи.
— Вот эту централизацию управления я и хотел бы обсудить с вами сегодня, — сказал он. Он отпил глоток воды и приступил к главной части своей речи, очень похожей на ту, с какой он выступал в Буффало и Рочестере. Материал был тот же, что в его первоначальной речи в Сиракузах, он переписал свои доводы, чтобы избежать по возможности критики сберегательных банков. И сегодня вечером он понял, как был прав, внеся эти поправки. Бруклин в известном отношении является бастионом сберегательных банков. Некоторые из присутствующих здесь сегодня бизнесменов были, несомненно, членами правлений сберегательных банков. И сберегательные банки Бруклина наиболее упорно требовали расширения привилегий для своих отделений. Еще с войны они предоставили большие суммы по закладным на постройку тысяч одноквартирных домов на Лонг-Айленде, вне сферы их действия. Вкладчики в дома переехали. Но сберегательным банкам было запрещено открывать свои отделения на Лонг-Айленде, чтобы обслуживать своих старых вкладчиков.
— …кажется возвышенно прекрасным и справедливым, — сказал Палмер, переходя к заключительной части своей речи, — что сберегательные банки должны иметь право следовать за своими вкладчиками. Никто не отрицает этого принципа. Смысл существующего ныне закона не в том, чтобы лишить их навсегда этого права, а в том, чтобы провести изменение последовательно, ни в какой мере не нарушая экономику государства.
— Предлагаемые сберегательными банками изменения вполне разумны. Лишь срок, за который они хотят провести их в жизнь, удивляет меня, невольно задумываешься, какое влияние это окажет на бизнес, финансирование которого целиком зависит теперь от коммерческих банков.
— Джентльмены, когда имеешь дело с деньгами, привыкаешь действовать очень осторожно. Исправление ошибки стоит слишком дорого. Такая же, по-моему, благоразумная осторожность должна руководить и нашим решением проблемы сберегательных банков.-
Палмер помолчал.
— А теперь, какие будут вопросы? В дальнем конце стола поднял руку мужчина с худым лицом и начал говорить прежде, чем Палмер смог узнать его имя.
— Мистер Палмер, — начал он громким, хриплым голосом. — Благоразумие и осторожность — замечательная вещь. Но этот билль об отделениях, или как он там называется, стоит на обсуждении в Олбани вот уже в течение пяти или шести лет. Не кажется ли вам, что мы достаточно долго были благоразумны и осторожны?
Слушатели засмеялись. Их рассмешил не остроумный вопрос, понял Палмер, а то, что направлен он был против него. Два месяца назад, когда Бернс предложил это более узкое, но более влиятельное собрание, Палмер сразу же увидел всю сложность такой затеи. Сравнительная интимность группы ставила выступающего в невыгодное положение. Слушатели были друзьями или по крайней мере товарищами по бизнесу или политике. Он был посторонний, несмотря на то что прибыл сюда под защитой Мака Бернса. Малейшее колебание, первая же попытка уклониться от ответа была бы немедленно замечена. И любая попытка срезать критически настроенного спрашивающего сразу настроит их против него.
— Разве? — спросил Палмер в свою очередь. — Мы живем в век больших скоростей. Реактивный самолет доставил меня сюда из Буффало меньше чем за час. Несчастья также совершаются очень быстро. Даже в сравнительно неторопливое время конца 20-х годов понадобилась всего неделя для уничтожения половины состояний Америки, на банкротство сотен тысяч мелких вкладчиков, что скомпрометировало биржу почти на целое поколение.
— Если вы зададитесь целью разрушить нашу экономику и будете намеренно вводить ее в штопор, вам понадобятся на это годы. Но все может рухнуть неожиданно, за одну ночь. Мы с вами привыкли мыслить циклами, диаграммами, где кривые плавно изгибаются то вверх, то вниз. Но в действительности все происходит не так. Прочность экономики сходна с добродетелью женщины. Она может казаться совершенной в течение многих лет. И вдруг одно лишь слово ее разрушает.
Он стоял, открыто наблюдая за ними, переводя взгляд с лица на лицо.
Худые выглядели угрожающе, как им и положено. Но теперь даже толстые лица выражали угрозу. А ведь правда, подумал Палмер, какой-то мощный жар растопил сало, и оно стекло в нижнюю часть лица. Это был жар трения, огромный жар, выделяемый человеком, который, толкаясь и царапаясь, прокладывает себе путь через множество тел к полному успеху.
— Насколько я могу понять, — сказало затем одно из толстых лиц, — вклады в сберегательные банки нужны нам так же, как и деньги коммерческих банков нужны для финансирования бизнеса. Не могли бы вы прокомментировать это?