Палмер стоял, ожидая новых вопросов. Он почувствовал какую-то перемену в настроении слушателей, но пока ему не было ясно, что она означает. В начале его речи они были настроены довольно дружелюбно. Когда он кончил, они стали вежливо скептическими. Потом была попытка перейти в атаку. Теперь они, казалось, пережидали, пока их настроение определится. Кое у кого на лице было отсутствующее выражение, как будто их мысли витали где-то в другом месте. Палмер надеялся, что следующий вопрос объяснит ему, что произошло.
— Мистер Палмер! — Маленький мужчина, ни худой, ни толстый, с растрепанными седеющими светлыми волосами, подстриженный под Макартура, беспокойно заерзал на своем стуле. — Каково, по-вашему, непосредственное будущее этих обслуживающих отраслей промышленности, ну, скажем, предприятий, действующих по лицензиям?
Палмер кивнул и постарался удержать улыбку облегчения. Он понял перемену в их настроении. Теперь они были заинтересованы, не абстрактно заинтересованы. Будучи бизнесменами, они заинтересовались конкретными деловыми возможностями.
Он кратко обрисовал эти возможности, и после еще нескольких подобных вопросов председатель собрания поднялся и поблагодарил его.
— Думаю, я выражу мнение большинства, — произнес он, — если скажу, что, хотя вопрос о сберегательных банках все же не совсем ясен для нас, тем не менее ваш доклад был очень увлекательным. Как я понимаю, вы в вашем банке сторонник более конкретного обсуждения, чем разговоры вокруг да около. Палмер поклонился. — Всегда, — уверил он их, — как и…
— …всякий другой коммерческий банкир, — закончил за него председательствующий.
Палмер подождал, пока кончится смех.
— Да будет так, — добавил он.
В машине, мчащейся сквозь холодную ночь в Манхэттен, Палмер молча сидел рядом с Бернсом и думал, что лучше бы тот не предлагал ему ехать с ним вместе. Бернс говорил и говорил, выливая почти энциклопедическую информацию о большинстве слушателей. Но когда они пересекли Бруклинский мост и повернули на север по автостраде Ист Ривер, его красноречие впервые за время поездки начало иссякать.
— …владеет сетью магазинов электротоваров в Куинсе и Нассау, — говорил он. — Человек, сидевший слева от него, от нас тоже слева, — Хайми Хвастенштейн, один из сенаторов штата от Бруклина. Он имеет долю в каждой значительной сделке синдикатов по торговле недвижимостью, но он… ты даже не слушаешь.
— П-правильно, — подтвердил Палмер.
— Слушай, эти людишки нужны тебе. Ты им не нужен.
— После сегодняшнего вечера нужен.
— Да? Я представляю твою речь как политическую, а ты используешь ее для новых деловых сделок? Что здесь, биржа? — спросил Бернс.
— Давай говорить так: я дал им пищу для размышлений.
Бернс покачал головой.
— И когда только я привыкну, что от этой чисто арийской протестантской породы нипочем не добьешься настоящей деловой хватки.
— Ради бога, без сарказма.
Бернс скорчил гримасу и откинулся назад на своем сиденье. — Почему ты не достанешь себе настоящую машину, Вуди, деточка? Это самый дешевый из всех выпускаемых «кэдди», черт побери!
— Я получил ее бесплатно. Эту цену тебе не побить.
— О, сегодня мы настроены очень воинственно, не так ли?
— Будешь тут воинственным, — ответил Палмер. — Несколько минут назад эти молодчики были готовы содрать с меня шкуру живьем.
Бернс тяжело вздохнул:
— Вуди, лапа. Я не учу тебя, как играть банкира. Не учи меня, как играть политика. Ты думаешь, что перетащил этих типов на нашу сторону?
— Не знаю, но я заставил их призадуматься.
— О бизнесе, но не о политике. — Бернс закурил сигарету. В темной машине огонек зажигалки высветил крошечные желтые искорки в его глазах. — Бизнес — это логика, и ты выступал очень логично. Политика — это обязательства, которые не всегда строятся на логической основе. Если бы это было так, если бы кандидатами и избирателями соблюдались правила логики, результат любых выборов был бы заранее известен.
— Речь идет не об общественном положении этих политических деятелей, Мак. Это же их бизнес, частный бизнес обогащения.
— Ты новичок, — ответил Бернс, — и, как всякий новичок, уверен, что понимаешь всю игру. Я стреляный воробей в политике, дорогой, но и я всех правил не знаю.
— Тогда как же ты действуешь?
— Возьмем сегодняшний вечер, — объяснил Бернс. — Очень характерный пример. Что бы ты там ни говорил, что бы они тебе ни говорили, мой нос чует, что ты свалял дурака.
Палмер нетерпеливо заерзал:
— Почему?
— Потому, что был слишком умным, — объяснил Бернс, — потому, что читал им лекцию, потому, что ловко находил ответы, потому, что знал еще кое-что, чего они не знают. Ты понял ситуацию, Вуди? Продуманная скромность, придуривание.
Палмер рассмеялся:
— Ах, вот как!
Ответный смех Бернса прозвучал натянуто.
— Ты не считался с их мнением. Ты не был прост. Ты не падал на колени каждые две минуты, чтобы лизать им пятки за оказание тебе высокой чести разговаривать с ними. Ты не представляешь, какого мнения о себе эти шмендрики. В своих собственных маленьких округах они оловянные божки. Это не тот тип деловых руководителей высшего общества, с которыми ты привык иметь дело, Вуди. Это дети трущоб, тяжелым трудом добившиеся положения. И лучше тебе низко поклониться их самомнению, в противном случае ты погиб в их глазах.