— Попробуй на Вике Калхэйне.
— Это он мне его рассказал, — признался Бернс. — Господи, Вуди, кончай дуться. Предполагалось, что эта встреча будет праздником любви.
— Чем-то вроде заключения мира?
— Я стараюсь компенсировать магнитофонную запись, лапа. Палмер скорчил гримасу и продолжал с аппетитом есть. Он проглотил немного острого кислого йогурта. — Что касается простокваши, ты прав. Она единственная вещь, которая помогает переварить все эти блюда.
— Тебе не нравится эта еда?
— Я объелся как поросенок. Она великолепна.
— Ладно. Хорошо. — Бернс закурил и выпустил большой клуб дыма, искоса поглядывая сквозь него на Палмера. — Послушай, Вуди. Я изо всех сил стараюсь разрядить напряжение. Обычно мне это прекрасно удается. Несколько дней назад я поклялся повесить тебя за твои зубные коронки. Но ты выбил подставку из-под меня, Джо Лумиса и всего этого идиотского плана. Теперь наша обязанность найти пути встречи умов. В конце концов, я так долго не пускал в ход эти магнитофонные записи, что дал тебе возможность проделать свой фокус с немцем. Так что прими меня. Поговори со мной. Скажи, как ты меня любишь.
Палмер покачал головой.
— Мы гораздо лучше сработаемся, если не будем друг другу лгать. Мне с тобой трудно, потому что я не верю тебе. А тебе трудно со мной, потому что ты не любишь людей, способных перехитрить тебя, хотя бы раз.
— Нет, не так. Я ненавижу проигравших, старина. И я охотнее всего работаю на победителей.
— Это, по-моему, похоже на правду. — Палмер принялся за следующий шарик жареного рубленого мяса. — До этих пор я могу верить тебе… и разрешить занять сторону победителя.
Улыбка Бернса вышла кривой.
— О какой битве мы говорим? Билль об отделениях в Олбани, или же борьба за контроль над ЮБТК?
— Разве она еще продолжается? — спросил Палмер с насмешливой наивностью.
— О ней вообще никто еще не объявлял.
— Мне кажется, — задумчиво сказал Палмер, — что у Лумиса к завтрашнему дню руки будут связаны своими собственными недовольными акционерами. Как только Вашингтон начнет задавать вопросы, какой-нибудь комитетик постарается выпихнуть Лумиса из Джет-Тех.
Бернс кивнул:
— Об этом я тоже думал.
— И в этом причина нашего праздника любви.
Бернс повернул руки ладонями вверх.
— Если ты столько знаешь о том, как работает мой мозг, почему же ты все еще не можешь мне доверять?
— Потому что я человек, Мак. В одно прекрасное время я могу поскользнуться. И тогда ты предашь меня. Снова. — Желтовато-карие глаза Бернса широко открылись.
— Чудесный друг. Как я узнаю, что ты не предал меня?
— Ты не предавай.
Бернс подумал, потом поднялся и пошел в гостиную. Вскоре он возвратился с пятью плоскими коробочками магнитофонной ленты.
— Здесь все, — сказал он. — Я хочу сказать, что это — оригинальная лента, а не переписанная. У меня больше не осталось ни одного сантиметра записей. Ты веришь мне?
Палмер взял коробку и подержал, как бы взвешивая их.
— Очень трогательный жест, Мак.
— Я так и рассчитал. Теперь ты веришь мне?
— Считая, что Вирджиния Клэри переходит на другую сторону и эти ленты в конечном счете не стоят ломаного гроша, — сказал Палмер, — то да, верю.
Бернс медленно опустился на стул и уставился на Палмера:
— Это уж слишком, детка. Когда она сказала тебе об этом? Сегодня вечером?
— Да.
— И обесценила мой широкий жест.
— Очень грустно. — Палмер принялся за драчену. — Таким образом, Мак, теперь мы оба знаем степень нашего обоюдного доверия. Это холодный нью-йоркский стиль. Если хочешь на этом остановиться, давай работать.
Глава шестьдесят пятая
Нерешенные вопросы. Палмер скривил губы и зажмурился: от яркого света люминесцентных ламп перед глазами пошли темные круги.
Вскоре он открыл глаза и перечитал лежащие на письменном столе заметки, проверяя, не осталось ли нерешенных вопросов в планах, которые они с Бернсом составили сегодня вечером.
Взглянув на часы, он увидел, что уже около четырех ночи. Надо немного поспать, понял он, чтобы чувствовать уверенность, что к концу наступающего дня на все нерешенные вопросы будут найдены правильные ответы.
Вздохнув, Палмер потянулся к телефону и набрал номер конторы Бернса. Ответила женщина, неохотно растягивая слова: Атертон, Крэги энд Мун.
— Мак Бернс там?
Ее голос стал более отчетливым:
— Чем могу быть полезна?
— Это мистер Палмер. Дайте мне мистера Бернса.
— Сию минуту, мистер Палмер. — Она сделала такое ударение на его имени, что Палмер почти увидел Бернса в той же комнате, стремительно ринувшегося к телефону.
— Ты еще не ложился, дорогой?
— Очевидно, ты тоже держишь свой штат на ногах. Или же это сверхпрограммное развлечение?
— Исключительно деловые отношения. Карикатура закончена. Копия закончена. У нас нет времени…— Бернс резко закашлялся.-
…Нет времени сделать линотип, поэтому мы размножаем на печатающем устройстве счетной машины. Один парень из отдела искусств оформляет экземпляр для распространения.
— Давай послушаем копию, Мак.
— Угу. — Раздалось смущенное бормотание на заднем плане. — Не это дерьмо, — фыркнул Бернс. — Исправленный вариант, который… Джимми. О'кей. Вуди?
— Начинай.
— Ладно, заголовок, м-м, где он… «Социалистические банки высасывают из вас последние капли крови». Просто великолепно, а?