Константин Кириллович Решетов всегда полагал, что сон есть иная ипостась работы и интеллекта, и души. И всегда пытался вспомнить сновидение, особенно если был чем-то удивлен или напуган… Люди, имевшие с ним дело, считали его человеком рациональным, и были бы крайне удивлены, если бы проведали об этой его привычке. Но сам он знал твердо: жизнь гораздо разнообразнее и мудрее, чем представляется, и, чтобы принять правильное решение, необходимо анализировать и сопоставлять все ее составляющие. Особенно, если от твоих решений зависят судьбы и жизни сотен тысяч, а скорее, миллионов людей.
Вода стекала по стеклу, делая его похожим на отлитое мастером произведение, влажно-изменчивое, делающее очертания за окном сказочными. В эти минуты, пока организм еще не перешел в режим полного бодрствования, Решетов думал о разном. Он вспоминал прошлое, людей, которые его любили и которых любил он сам, вспоминал пруд в деревне Сосновое, где ловил карасей мальчуганом, вспоминал, как едва не утонул в пятилетнем возрасте, бросившись вытаскивать упавшего в воду котенка, вспоминал запах сена и хвои, струганных досок и большие сильные руки отца, орудующего рубанком… Отец погиб в первый месяц войны, но похоронка на него затерялась, и мать продолжала ждать его до сорок шестого…
Вода стекала по стеклу… Вода… Ну да, ему снилась вода… Словно он нырнул, совсем неглубоко, вода была мутной и зеленоватой, водоросли стелились над головой, а он силился вдохнуть и не мог… Проснулся вдруг, сердце билось, словно пойманная рыбка в руке, и он не сразу понял, где находится… Повернул голову, увидел фосфоресцирующий циферблат часов — без пяти четыре… Катя спала рядом, свернувшись в клубочек… Стараясь не разбудить девушку неловким прикосновением, он обнял ее, тесно прильнув к худенькой загорелой спине… Он чувствовал исходящее от нее спокойное тепло, вдыхал запах волос… Сам не заметил, как снова уснул. На этот раз ему снилось что-то приятное, что — он не вспомнил… Осталось только ощущение — будто теленок-несмышленыш тыкался влажно ему в лицо и в ладони, словно ища защиты от всех страхов — и существующих, и мнимых…
Кофе выпит. Папироса выкурена. Мужчина встал, прошел в другую комнату, неторопливо и тщательно оделся, спустился на второй этаж и прошел в кабинет. На столе уже лежал список дел на сегодня.
Да и еще… Похоже, люди стали умнее за последний год… И политическое шоу забавляет их куда меньше, чем раньше… Если кто и играет в политику, то делает это как-то без прежнего азарта — публика заскучала. И дураков участвовать в массовках, как это было совсем недавно, уже не найти… Все понимают — помимо актеров, суфлеров, рабочих сцены и тех, кто за сценой, существуют еще сценарист и режиссер… Люди талантливые и незаметные, они могут преспокойно наблюдать за действом из зрительного зала, а то и поучаствовать в представлении статистами из чистого любопытства и остроты ощущений… Но есть еще и те, кто заказывает и сценарий, и музыку, кто оплачивает талант постановщиков и мастерство актеров… Кого они представляют? Себя. Только самих себя.
Решетов усмехнулся… Сколько восходящих звезд видел он на своем веку, звезд, возомнивших себя Солнцем… От них не осталось не только пыли, но и воспоминаний людских… А помнят лишь «актеров», «любимцев публики», особенно тех, кто умел вовлечь зрителей в кровавые шоу-массовки — будь то беспорядки или революции… Ни режиссеров, ни сценаристов, ни их заказчиков не знает никто.
Хватит философствований. Многовато для одного утра. Пора работать. Итак…
Первое. Биржевые сводки… Стоп!
Вода. Почему ему снилась вода?.. Мужчина нажал кнопку интеркома:
— Марина, от Дорохова есть что-нибудь?
— Пока нет, Константин Кириллович.
— Он еще не вернулся в Москву?
— Нет. Он в отпуске. Связать вас с Игорем Федоровичем?
— Нет. Найдите Дорохова. Сейчас. И свяжите меня по прямому.
— Да, Константин Кириллович.
— Марина…
— Слушаю, Константин Кириллович?
Так что он хотел узнать? Ну да, о Дорохове. Нет, такое начало утра абсолютно никуда не годилось! Решетов никогда не отличался особой нерешительностью и в случае необходимости умел действовать скоро и точно. Но сейчас — сейчас он просто суетится. Признак растерянности… Почему, отчего? Он ведь прекрасно знал, что Марина четко и однозначно понимает приказы и уже предприняла все необходимое для немедленной связи.
— Слушаю, Константин Кириллович? — повторила девушка.
— Одну большую чашку кофе.
— С молоком?
— Да, как обычно.
Девушка вошла через несколько минут, внося на подносе дымящуюся чашку.
Решетов быстро взглянул на нее:
— Связаться не удалось?
— Нет.
— Даже по моему каналу связи?
— Даже так.
— Пытайтесь снова.
— Да, Константин Кириллович.
Мужчина вынул из коробки папиросу, чиркнул спичкой. Девушка оставила на столе перед ним чашку и удалилась. А он наблюдал, как струя папиросного дыма медленно скручивается в спираль… Как сказал бы последний генсек, процесс пошел. И пошел по некоему совершенно неуправляемому руслу… Вернее, управляемому, только… Тут есть над чем подумать. Крепко подумать.
Марина плотно прикрыла за собой дверь кабинета. Села за компьютер, набрала код входа в одну из сетей связи, затем — сложный цифровой код-пароль. Чуть помедлила, пальцы забегали по клавиатуре. На спокойном, цвета морской волны фоне высветились два слова: «Кришна обеспокоен».
Одним нажатием клавиши она уничтожила набранную информацию, набрала специальный код очистки оперативной памяти и стерла все, что касалось использования шифра-пароля. Откинулась на спинку кресла. На сердце было тоскливо. И еще — страх. Только теперь это был другой страх, не тот, с которым она жила последние полгода.
Ей вдруг подумалось, что теперь страх будет сопровождать ее всегда. Нужно научиться как-то жить с этим. Если… Если с этим вообще можно жить.