давно говорил об этом! Все это от страха… Так вот в чем причина…
— Указал он на меня.
— Скажите, чего хотите. Слушаю.
Собравшись с мыслями, я попросил:
— Хочу, чтобы меня уволили вчерашним числом, мне нужны
бумаги. И делайте тогда, что хотите... никто не узнает, не поверят…
Только меня не вмешивайте. — Так просил обычный человек, за
себя, за свою жизнь…
Все смотрели на Гордеева.
— Так просто? Это все, что вам нужно? Родной мой, что же про-
ще? А то устроили тут… силовой вариант, — он строго посмотрел
на Обманилова. — Это ваш провал, что, нельзя было это выявить
без меня? Не бойтесь, Матвей. Будут вам бумаги, и обещаю, что
вы спокойно уйдете с ними из переговорной. Всего и делов-то, хм.
— Он отвернулся от присутствующих, ситуация себя исчерпала.
Я, молча, подписывал одну бумагу за другой. Победители на-
блюдали результаты подавленного сопротивления безрассудного
врага. Меня не осталось: зарвавшуюся личность спустили на зем-
лю и раздавили, превратив в убогое существо. Когда вся твердость
269
Нахим Угоден
разрушена, самое время начинать ползать. Наверное, для цени-
телей героических эпилогов это было жалкое зрелище. Мое со-
стояние не осталось без внимания. Гордеев долго смотрел, изучая
изменения происшедшие в его жертве, после чего изрек: Матвей,
не считайте себя неудачником, это не так. Вы человек «техниче-
ский», нужный — в таких всегда будет потребность. Без ступенек
нам не взобраться высоко. Вера в себя — ущербные мысли, ними
вы портите ваш «гладкий» мозг: в нем появляются извилины, —
ходить неудобно… все чаще случается оступаться…
— Все готово, Михаил Адамович, — доложил Обманилов.
Гордеев стоял в нерешительности, держа пакет документов в
руках.
— Отдайте, ему! — он кивнул на меня.
— Как? — развел руками Обманилов.
— Отдайте, отдайте! — Гордеев, держит свое слово.
Тот, до последнего не веря, положил документы передо мною
на стол. Огорчению не было предела: выскочку не поставили на
место, его отпустили…
— Матвей, вы можете быть свободны… Ну, что вы сидите и смо-
трите, идите, не провоцируйте людей, которые хотят вашей крови.
Я встал и пошел на выход, обернувшись, сказал:
— Китайцы этого так не оставят — вы заплатите за все!
— Да не было никаких китайцев, дорогой Матвей Алексеевич!
Остановился и обернулся в полном ступоре:
— Как не было? — Выпученными глазами уставился на него.
— Вот так, не было и все…
— Я же… я же был в Китае… видел!
— Вы просто отдыхали, — он открыто издевался надо мной. —
Деньги были государственные… Ну, идите уже, идите! Ради Бога!
На вас больно смотреть!
Дверь за мной захлопнулась. Как только я ушел, Обманилов
подбежал к Михаилу Альбертовичу:
— Вы что? Вы что? — он постоянно оборачивался в ту сторону,
куда ушел я. — Вот так его отпустите?! Гордеев с отвращением по-
смотрел на него и вместо ответа обратился к силовикам:
270
Банковская тайна: игра в людей
— Кто старший?
— Я, Кувалдин Богдан Сергеевич, капитан…
— Мне это неинтересно… Сейчас проследишь за ним, отберешь
те документы и подбросишь вот эти. — Он вручил пакет. — По-
нял? — В ответ истукан закивал. — Тогда ступай… быстро!
— А что дальше? — извинился за свою непонятливость замяв-
шийся Кувалдин.
— Ум-м-м,.. доблестно поймаешь его, вот что! Хочу видеть это
в сегодняшних новостях, дошло? Герой раскрытых преступлений!
Ступай!
— Ах, да! Полковнику Галкину от меня привет и спасибо, за
подмогу: молодежь нынче несговорчивая.
— Есть!
— Выполняй!
Ребята отбыли по приказу. Гордеев тихо про себя выругался:
«Болван…» и направился к своему креслу. В покорном молчании
и благоговении все перед ним расступались. Он сел на свое закон-
ное место. По громкой связи набрал помощницу:
— Аленка, что там у нас?
— Все в порядке, Михаил Адамович, деньги зашли.
— Ты мое солнышко…
— Будут еще указания?
— Через час выведи нам в переговорную новостной канал. Пока
все. — И отключился.
— Быстро как-то… — обратился сам к себе. — Ай, ладно! Я не
любитель пикантных историй, теперь с вами… — Он облокотился
на стол и громогласно спросил: Вы что, ахренели?! Сами не могли
этого сделать? — Из зала ему ответила гробовая тишина: послед-
ний из смелых ушел. — Молчите? Может, без денег вас оставить?
Хороши, ничего не скажешь… Сейчас мы пройдемся по каждому, и
я решу, что с вами делать. Садитесь нерадивые вы мои…