Дортмундер вернулся домой в самый волнующий момент, конечно, и привел с собой Келпа. Шел 1860 год, Авраам Линкольн собирался на свою первую инаугурацию, и именно там его хотели убить. Адольф Менжу был вдохновителем заговора, но Дик Пауэлл — Джон Кеннеди — был слишком быстр для него. Тем не менее, не было уверенности в том, как все обернется.
«Я просто не знаю насчет Виктора», - сказал Дортмундер, но он обращался к Келпу. Обращаясь к Мэй, он спросил: «Как дела?»
«С сегодняшнего утра? На ногах».
«С Виктором все в порядке», - сказал Келп. «Привет, Мэй, как твоя спина?»
«Примерно то же самое. Последние несколько дней это из-за моих ног. Продукты!»
Они оба смотрели на нее, когда она вскочила на ноги, сигарета в уголке ее рта выпустила облачко дыма, похожее на модель поезда, когда она выдыхала. Она сказала: «Я забыла убрать продукты», - и поспешила на кухню, где все в пакетах для покупок было мокрым от размораживания замороженных продуктов. «Прибавь звук, ладно?» — крикнула она и быстро убрала вещи. В гостиной они прибавили звук, но при этом разговаривали громче. Кроме того, звук состоял в основном из звуковых эффектов, с небольшим количеством диалогов. Затем тяжелый голос, который звучал так, как будто это должен был быть Авраам Линкольн, произнес: «Приходил ли когда-нибудь президент на свою инаугурацию так тихо, как вор в ночи?»
Продуктов не было. Мэй вернулась в гостиную со словами: «Как ты думаешь, он действительно это сказал?»
Дортмундер и Келп все еще говорили о ком-то по имени Виктор, и теперь они оба повернулись и посмотрели на нее. Дортмундер спросил: «Кто?»
«Он», - сказала она и указала на телевизор, но когда они все посмотрели на него, экран показывал мужчину, стоящего по колено в воде в гигантском унитазе, брызгающего чем-то на нижнюю часть губы и говорящего о микробах. «Не он», - сказала она. «Авраам Линкольн». Она почувствовала, что они оба смотрят на нее, пожала плечами и сказала: «Забудь об этом». Она подошла, выключила телевизор и спросила Дортмундера: «Как все прошло сегодня?»
«Так себе», - сказал он. «Я потерял свой дисплей. Придется сходить за другим».
Келп объяснил: «Какая-то женщина вызвала на него полицию».
Мэй прищурилась сквозь сигаретный дым. «Набираешься свежести?»
«Давай, Мэй», - сказал Дортмундер. «Ты знаешь меня лучше, чем это».
«Насколько я могу судить, вы все похожи», - сказала она. Они познакомились почти год назад, когда она поймала Дортмундера на краже в магазине. Ее симпатию завоевал тот факт, что он вообще не пытался приставать к ней, что он даже не просил ее о сочувствии. Он просто стоял там, качая головой, с выпавшими из-под мышек пакетами вареной ветчины и американского сыра, и у нее просто не хватило духу выдать его. Иногда она все еще пыталась притворяться, что он не может пробиться сквозь ее твердость, но он мог.
«В любом случае,». сказал Келп,». никому из нас не придется какое-то время работать за копейки».
«Я не знаю об этом», - сказал Дортмундер.
«Ты просто не привык к Виктору,». сказал Келп,». это единственная проблема».
«Пусть я никогда не привыкну к Виктору», - сказал Дортмундер.
Мэй снова откинулась на спинку дивана; она всегда садилась так, как будто у нее только что случился инсульт. «Что за история?» — спросила она.
«Работа в банке», - сказал Келп.
«Ну, и да, и нет», - сказал Дортмундер. «Это немного больше, чем работа в банке».
«Это банковская работа», - сказал Келп.
Дортмундер посмотрел на Мэй так, словно надеялся найти в ней стабильность и разум. «Идея в том, — сказал он, — что, если вы можете в это поверить, мы должны украсть весь банк».
«Это трейлер», - сказал Келп. «Знаешь, один из тех домов на колесах? Банк будет там, пока не построят новое здание».
«И идея в том, — сказал Дортмундер, — что мы погрузим банк на грузовик и увезем его».
«Куда?» Спросила Мэй.
«Совсем рядом», - сказал Дортмундер.
«Это одна из вещей, над которой мы должны поработать», - сказал Келп.
«Похоже, тебе предстоит над многим поработать», - сказала Мэй.
«Тогда есть Виктор», - сказал Дортмундер.
«Мой племянник», - объяснил Келп.
Мэй покачала головой. «Я еще никогда не видела племянника, — сказала она, — который стоил бы своего веса в жевательной резинке Kiwanis».