— А ты никогда не думала, как по-настоящему устроен этот мир? Я не о той пурге, которую прогнал нам Ансельм. Конечно, в ней может быть доля правды. Про то же стирание памяти и личности после смерти, к примеру. Но в остальном, похоже, это — брехня несусветная. Правда же куда прозаичнее. И страшнее.
Айлин молча посмотрела на меня, явно ожидая продолжения.
— Видишь ли… Дело в том, что этот мир довольно трудно отличить от реального. Почти невозможно. За маленьким исключением. Всё то, что в том, верхнем мире наказуемо: изнасилования, пытки, охота на людей, убийства и всё в таком духе, всё это вполне легально здесь. Есть только одна загвоздка. Люди воспринимают их, — я кивнул в сторону небольшой толпы с любопытством глазевшей на нас, — исключительно, как виртуальных болванчиков. Да, нам с тобой трудно… Может быть даже почти невозможно отличить их от живых людей. Но им, тем, кто наверху, этого мало. Ощущения, понимаешь ли, не те. И вот тут на сцену выходим мы с тобой.
— Те, кто когда-то действительно были живыми людьми, — продолжила за меня Айлин.
— Угу. Но самое главное, то, что там, наверху, нас воспринимают почти, как настоящих, живых людей. За одним маленьким исключением. За наше убийство никому ничего не будет.
— А платить деньги за это зачем?
— Не знаю. Могу лишь предположить, что ради того, чтобы устроить шоу. Вроде игр на выживание. Повесить на нас приличный ценник и посмотреть, сколько мы продержимся. И заработать при этом куда больше на ставках, трансляциях и прочем подобном дерьме. Да и корпорация, уверен, не остаётся в стороне. Думается мне, весь этот конфликт с «волками» создан ею искусственно, но не ради той херни, про которую рассказывал нам Ансельм. А ради «живого мира», и «живого конфликта». За которым интересно следить, и который привлекал бы в игру ещё больше тех, кто готов на регулярной основе заносить в неё деньги.
— Звучит так, как будто мы — рабы, — зло процедила Айлин. Её кулаки непроизвольно сжались.
— Хуже рабов. Их хоть убить можно всего один раз. А нас… Можно «почистить» от воспоминаний, пережитого опыта и изменений, произошедших в личности за время «предыдущего сеанса». А затем запустить сюда снова. Для нас это равносильно смерти. Для них — обычная процедура.
— Интересно, куда при этом смотрит комитет по правам человека, — Айлин устало опустилась на ящик рядом со мной, — Где все эти горлопаны из ООН, которые вроде как тоже должны регулировать такие вопросы. Сука… Нас тут держат в натуральном аду, а никто ведь даже и не почесался чтобы что-то сделать.
— Комитет по правам человека занимается правами человека, — покачал головой я, вновь попытавшись её легко приобнять. Ничего путнего из этого не вышло. Девушка, как назло уселась с той стороны, с которой у меня была больная рука, — А мы с тобой, если говорить откровенно, уже не люди. По крайней мере — в привычном понимании и трактовании этого слова. Так что надеяться на то, что однажды какая-то правозащитная организация придёт и вытащит нас отсюда — дело гиблое. Нет. Мы теперь сами по себе. И наша судьба зависит исключительно от нас же самих.
— Я… — девушка как-то растерянно посмотрела на меня. В уголках её глаз начали проступать слёзы, — Я просто поверить не могу, что наши родные обрекли нас на это.
Мда, похоже не стоило вываливать ей всё вот так, напрямую. Не каждый человек готов услышать суровую правду, особенно, если она оказывается настолько дерьмовой. Впрочем, наверняка она, рано или поздно, сама бы до всего дошла, и эффект был бы точно таким же. У меня просто паззл сложился чуть раньше. Жаль только вечер, похоже, испорчен уже окончательно и бесповоротно.
— Они и не обрекали. Они пытались спасти нам жизни. Как умели, — я немного помолчал, глядя на отряд стражи, спускающийся к реке от дома старосты, — Были бы у них большие деньги, нас бы может поместили в мир для богатеньких буратин. Виртуальный эдем, или как он там назывался. А так… им приходилось выбирать из доступных вариантов. К тому-же, ты ж вроде на юриста училась? Сама должна понимать, как можно красиво нассать человеку в уши и заставить его подписать договор, о скрытых условиях которого он не догадывается. Уверен, родные даже не подозревают о том, что продали остатки наших мозгов в виртуальное рабство.
— Да просто… — Айлин тяжело вздохнула, — Как-то всё это безнадёжно. Зачем вообще тогда барахтаться, если всё равно всё закончится стиранием личности.
— Не всё так плохо, — хмыкнул я, — Как минимум, мы всё ещё живы и всё ещё можем ответить этим ушлёпкам. Испортить им всё веселье, как тому херу из Деммерворта. Прикинь, как у него горело, когда мы грохнули его персонажа, которого он наверняка раскачивал не один месяц.