Дементий же был не просто банником. Таких как он заблудших душ, сущностей невидимого фронта было сотни и тысячи, но Дементий был не просто заблудшей душой, он был созерцателем, философом и он был немного сентиментален, что было совсем несвойственно существу его мира.
Получая свою дозу человеческих эмоций, переданных ему в вихре созерцательных вибраций через еле различимые капельки воды и пота, он хотя и был удовлетворён, но недостаточно для того, чтобы быть счастливым.
Он был скорее даже несчастен … И в этом он не знал кого винить. Он знал то, что другие банники были не то, чтобы счастливыми, но хотя бы удовлетворёнными, но только не он.
И в этом он и был наверно немного чуточку более человечным чем те, другие.
Человеческий пот был для него именно тем мерилом получения дикого желания познавать природу человеческих особей, природу утерянную или отнятую у него кем-то и когда-то столь давно, из-за чего он и пытался найти в ней частицу самого себя, разобраться и понять то, почему он страдает. Правда, что страдало у него – душа или тело, он сам не знал. Тело, которое он получил в мире Нави он никогда не чувствовал, несмотря на то, что в физическом мире он предстал бы перед людьми в образе сухого, лысого и сморщенного старика с белой, со рваными клоками, длинной бородой. Оно у него не болело как у людей, не испытывало чувство голода и жажды. Ничего этого не было, кроме одного … Для того чтобы ему быть невидимым духом, хранителем бани, ему нужно было получать капельки человеческого пота, смешанного с грязной водой. Это и было для него той питательной средой, которая делала его своего рода бессмертной сущностью.
Хотя очень редко, воплощаясь в грубый образ человеческого существа Дементий ловил себя на мысли, что порой его и тянет как людей что-нибудь сожрать и попить вполне свойственное их виду.
И вот из всего из этого в конце концов Дементий и сделал главный вывод. Если своё тело он не чувствует, значит страдает то, что есть у людей, а именно душа. Если она у него конечно и осталась.
А страдал Дементий только по одной простой причине – он не мог понять то, зачем ему всё это нужно, почему так устроена его природа?
Хотя где-то в закоулках своего сознания он почему-то знал или пытался верить в то, что был банником не по своей воле.
Но несмотря не на что баню он считал не только своим домом, но и храмом, неким святилищем очищения человеческой души.
И раз здесь у него было своё чистилище, роль которого выполнял обычный предбанник, значит должен был быть и ад. Но не совсем некий метафизический библейский ад, в котором жарились людские души, испытывая муки и страдания…
Его ад был местом более комфортным и жар здесь был лекарством для человеческой израненной души. Это было наверно одно из величайших изобретений или скорее выдумок человека, это была великая парная, называемая в простонародье матерью – парилкой.
Если в предбаннике человек сначала сбрасывал с себя кожу, а точнее одежду, а потом надевал её снова, т о в парной он доставлял своей коже поистине искушающее душу наслаждение.
В огромной температуре, в которой могла закипать вода, люди томились как густое варево в печи, они жарились, они почти что пеклись, но при этом это им дико нравилось. Они – наслаждались.
Следующим священнодействием человека в парной было самобичевание, когда они лупили друг друга – веником. Здесь и заключался главный секрет бани … Веник – вот то орудие, которое приводило действие людей в сумасшедшее само исступление, граничащее с какой-то первородной мистерией, конец которой был схож с массовым экстазом.
Но это было им нужно. В этом и заключался тайный код магнетизма, исходящего из самых недр банного мира.
Веник – берёзовый или дубовый, или хвойный, суть его при этом не менялась -это был для них -веник очищения, веник -блаженства или как называли это состояние восточные эзотерики -великой нирваной.
Всё в бане было создано человеком для того, чтобы отдохнуть не только телом, но и душой.
Но вот душа то как раз не у всех была чистой. А с нечистой душонкой человек и париться долго не мог, пар душил его, как в настоящей преисподней. Побудет, побудет немного, так для форса, а потом бочком, незаметно оттуда и сбежит.
А человек наоборот с чистой и доброй праведной душой мог париться до упаду, наслаждаясь каждой минутой, проведённой в парилке, упиваясь паром как ребёнок, потому только у дитя была невинная душа и человек с чистой душой сам становился дитём.