Бывает жизнь человека идёт тихо, и неожиданно обозначится, загремит с неведомой стороны.
Это как оказаться в проулке меж двумя улицами, не знаешь куда идти, вдруг споткнёшься, - одну улицу корёжат трамваи, заводы и фабрики с обеих сторон гремят, по всей длине из труб, - дым струится, пыхтит производство; а другая улица тихая, каштаны в асфальт ударяют, в торгсин "Платан" граждане настороженно пробираются, "глушилка" над всем городом возвышается, - ничуть ли парижская башня по громаде метала: она надуманной "свободе слова" коммунистический шум обеспечивает.
Незаметный Банный переулок, что улицы Хворостина и Загубанского коротким расстоянием сообщают, совсем затерялся.
Он бы вообще неведомым стоял, если бы не размещалась тут Девятая баня с парилкой, - ух жару даёт.
За баней, известный мамочкам и папашам одесской обувной фабрики, ведомственный детсад, - они в нём детей на весь день оставляют. Утром по узкой тропинке спешат в боковую калитку со стороны завода Сельхозтехника, все работники детского садика: завхоз, повара, воспитатели, медики, заведующая Лилия Ивановна Иванова.
Сторож-садовник Вадик Шишманов аж вечером заступает на работу.
В выходные и в ночь, Вадик становится хозяином сразу всего детсада. Он один, а места много. Из-за хлипкой ограниченности коротких кроватей, ночной сторож стелет поперёк на полу маленькие матрасики, так сон просторнее течёт.
В баню, Вадик может ходить, когда захочет, - без очереди, чёрным ходом. С кочегаром Виленом подружился у него фамилия - Пирожок, и сам он как-то похож на хорошо зажаренный пирожок с яблоком; креплённую барматуху закусывает тоже исключительно яблоком; мужик всегда держится с привычной спекшиеся отнесенностью состояния, - откровенно ругает любое начальство.
Банщик тут, пожилой человек, тоже любит рассуждать о правильной власти. Политику Брежнева исключительно поддерживает, двумя руками за мир во всём мире, у него одна рука с военного времени не сгибается, он ею коротко водит, на молодёжь показывает: - Пусть радостно живут, наше им не надо.
Человек, облепленный листьями дубового веника, разлёгся о двух скамейках, похрапывает, спит в бане.
Гладкий купальщик недоволен раздольной вольностью в стеснённой раздевалке, - ворчит, на банщика косится.
Тот, здоровой рукой достаёт с высокого подоконника букет гвоздик, - коснулся носом, даёт ворчуну нюхать, открывает раздевальный шкафчик, показывает пиджак с орденами и медалями: - У однополчанина сегодня день рожденья, ну товарищи надо же сочувствие какое-то содержать, где наше сострадание людское, давайте будем надёжно соскребать тьму с тела всего замаранного мира.
Гладкому в упор говорит: - Если думаешь только о себе, ты обладаешь малым, ограничен в восприятии света; когда мысль касается всех, то виденье такое - широко и необъятно.
Оглядывает всю раздевалку: - Бойтесь опасности потерять участливость к каждому отдельному человеку, товарищи. Ну, надо же понимать...
Гладкий товарищ ещё больше насупился, взял веник под мышку и пошёл чистить поры, яд из себя выпаривать.
Вадик тоже вбегает в парилку, для него весь мир одно сплошное причастие, на верхнюю полку забрался и разлёгся, чувствует, как пар влезает в кожу, вытягивает изнутри сострадание ко всему человечеству.
...Ночь уносит выпаренного сторожа в царство медового сна, какой-то треск далёких молний вторгается в темень ночи; голова соскользнула с маленькой подушки, слушает шёпот рассохшихся досок в выкрашенном полу.
Растревоженный сон поднимает ночного сторожа, сонно идёт Вадик навстречу падающего треска - открывает дверь: перед ним высокий, сухой небритый человек, его измученное лицо запорошено мукой или алебастром, может тополиным пухом завеяно, лицо опережает сухая рука, держит горящую свечу, чтобы видимым стоять, в глазах: недоразумения и переполох брызнули.
- Бежим! - крикнул он кому-то, дуновением испуга потушил свечу, бросил её в Вадика. И убегающий топот стих снаружи здания.
Сторож разбудил обязанность, погнался, настиг привидение у ворот, стянул карабкающегося по железным прутьям костлявого тополя, повалил на землю. Пальцы вора вцепились в побеги лозы, рвут ветки, пойманная голова упёрлась в ствол и кричит: - Дуба бей, битой бей...
- Ты...ы, не ломай мне виноград! - садовник оглянулся, замешкался, тень какая-то мелькнула в пустоте двора..., слабый и очень худой вырвался, в смятении открытую калитку обнаружил, скрылся в темноте проулка, - мелькнувшая тень тоже растворилась.