II
Дальше все завертелось, словно в самом чудовищном сне. Уже через пятнадцать минут после того, как «бостон» коснулся шасси бетона, застыл потрясенный пилот в помещении здешнего штаба перед командиром полка подполковником Мишиным и особистом майором Крушицким. И был Вася белым, как сама смерть.
Особист появился в Номе совсем недавно: странная птица, для чего сюда залетела, никто не знал. Держался Крушицкий чуть ли не на равных не только с комполка, но и самим командиром 1-й перегоночной дивизии. Вид майор имел болезненный: худой, губы тонкие, глаза лихорадочные, скулы так обтянуты кожей, что, кажется, она вот-вот на них и порвется. Кроме того, он часто кашлял. В полку пришли к выводу, что приписан Крушицкий к 1-й авиаперегоночной ввиду своей полной непригодности к фронту. Судя по всему, никакого отношения к авиации он прежде не имел, интересовался чисто земными вещами — летным бытом и экипировкой. Особо почему-то привлекали майора парашюты — несколько раз наблюдал он за тем, как укладываются парашютные сумки, задавая по ходу дела вопросы. Вел себя до поры до времени корректно, не выпячивался, обращался к личному составу вежливо и по уставу. То, что особист после известия об исчезновении штурмана совершенно потерял лицо (у майора задрожали пальцы, кроме того, он то и дело расстегивал и застегивал верхнюю пуговицу гимнастерки), не ускользнуло от внимания хранившего внешнее спокойствие фронтовика Мишина: правда, комполка отнес этот явный психоз на счет опасений майора за возможный крах своей карьеры. Но все равно подполковнику, несмотря на весь трагизм ситуации, показалось: особист что-что уж чересчур о пропавшем волнуется — несвойственное поведение для прежде достаточно сдержанного пришельца…
Вася столкнулся с гневом Крушицкого гораздо раньше. Хлипкий варяг зачем-то околачивался на полосе во время посадки «бостона» — словно ожидал прибытия. Когда выяснилось, что пропал штурман, Чиваркин там же, на полосе, едва не был особистом застрелен.
Майор и в кабинете подполковника не успокаивался:
— Сбежал?
Летчик как воды в рот набрал. В связи с последними высказываниями и последовавшей вслед за тем дракой старший лейтенант Демьянов вполне мог дезертировать, надеясь на содействие американских властей, — на флоте уже бывали подобные случаи с членами команд, прибывших принимать новые корабли. Не обнаружив товарища в кабине стрелка (а это были самые страшные мгновения в Васиной жизни), Чиваркин поначалу именно так и подумал. Но после первого шока, когда он обшарил глазами кабину, ему открылось одно существенное обстоятельство.
Начальство ждало разъяснений. В конце концов коммунист Чиваркин собрался, облизал губы и сказал особисту:
— Обходя грозовую тучу, я заложил вираж, во время которого штурман и вылетел. Колпак турели был распахнут.
— Почему?
— Что почему?
— Почему был распахнут колпак? — Особист схватился за виски и стал судорожно их массировать. И ответил сам себе: — Да нет же. Он дал стрекача, сукин сын. Выпрыгнул! Черт…
В этом «черт» звучало такое отчаяние, что Чиваркин невольно вздрогнул.
— Я думаю, Демьянов вылетел в момент моего виража, — с затруднением, словно выталкивал из себя что-что очень тяжелое, сказал Вася.
— Прекрати покрывать штурмана! — оборвал его особист Крушицкий, переходя на «ты». — Какого черта ты его покрываешь? Врешь — никакого виража не было. А если и был, то он мог выпрыгнуть раньше. Зачем ему понадобилось открывать колпак?
Повернувшись к Мишину, особист прохрипел:
— Обратите внимание, товарищ подполковник, на то, что Чиваркин сознательно лжет.
— Прежде всего, товарищ майор, давайте успокоимся, — примирительно сказал командир полка. — И выслушаем пилота.
— Он не сбежал, — доложил Чиваркин, обращаясь к Мишину. — Он вылетел. И вылетел именно по моей вине.
— Вася, а ты в этом уверен? — спросил комполка.
— Ботинок, товарищ подполковник, — вздохнул Чиваркин.
— Что ботинок?
— В кабине стрелка я нашел расшнурованный ботинок. Демьянов почему-то снял его. Он не собирался покидать кабину. Алешку выбросило.
— Но колпак-то он распахнул! — продолжал наседать на Васю Крушицкий.
Мишин сказал:
— Штурманы иногда распахивают колпак для того, чтобы определиться с местоположением. Я хочу вот о чем поразмышлять. Товарищ майор, как вы думаете, может ли находящийся в здравом уме и памяти человек, который, допустим, собирается совершить побег и наверняка заранее к нему готовится, выпрыгнуть в безлюдной гористой местности с одним только планшетом, имея на себе всего один ботинок, а другой для чего-то оставив в турели?