Ныне вы, сударь, говорите, что Небо не могло наделить Конфуция и Мэн-цзы благом перехода за пределы мирского, но следует лучше понимать, что это относится к области естественного, а не к тому, что распределяется по милости Неба и Земли. Ведь совершенномудрые являются таковыми благодаря их Благой Силе-Дэ, а их Благая Сила-Дэ предельно совершенна. Если бы Небо могло наделить совершенномудрых этой высшей Благой Силой-Дэ, то их положение не оказалось бы в несоответствии с их добродетелями, их дела и поступки не оказались бы незавершенными, их положение не было бы ниже положения гегемонов и государей, их долголетие не было бы меньше ста лет. А следовательно, опыт свидетельствует, что Небо не имеет никакого отношения к совершенномудрым. Когда совершенномудрые умирают, это не значит, что Небо их убивает, точно так же, как и рождение совершенномудрого не означает, что Небо дает ему жизнь. Мудрец необязательно долголетен, глупец необязательно умирает безвременно. Добро не приближает к счастью, зло не приближает к беде. Рождение не происходит в заранее назначенный год, смерть не случается в предопределенный момент, а мудрый муж, наделенный обильной Благой Силой-Дэ, может цвести, но не принести плода[339]. Ведь господин Доу, самый посредственный человек, прожил двести лет, Бо-ню умер от болезни скоропостижно, Цзы-ся во время траура выплакал свои глаза, разбойник Чжи творил все зло, какое только мог, но дожил до седых волос, Чжуан Цзяо был средоточием всех пороков, но его голова успела основательно побелеть, прежде чем он умер[340]. Во всех этих случаях Небо пребывало в полном бездействии, что абсолютно ясно».
Некто сказал: «Чжун-ни[341] говорил, что смерть была издревле, а Лао-цзы утверждал, что искусству святых-бессмертных можно научиться. Слова совершенных мудрецов заслуживают доверия и соответствуют опыту, а речи даосов сомнительны и трудно исполнимы».
Баопу-цзы сказал: «Чжун-ни — конфуцианский совершенный мудрец. Лао-цзы — совершенный мудрец, обретший Дао-Путь. Учение конфуцианцев говорит о близком, и его легко понять. Поэтому последователи этой школы многочисленны. Смысл Дао-Пути удален и труднопостижим. Поэтому уяснившие его редки. Дао-Путь — источник всего множества различий. Путь конфуцианцев — русло большой реки. То, по чему шествовали Три Августейших[342], — это управление на основе Дао-Пути. То, по чему шли императоры и цари, — это путь учения конфуцианцев. Ведь постоянно говорят о достоинствах первозданной простоты Древнейшей эпохи и осуждают оскудение нравов последующих эпох. Так почему же надо ценить одного Чжун-ни и пренебрегать Престарелым Господином? Это все равно что наслаждаться цветами на верхушке дерева и не признавать, что появились они благодаря корню, из которого дерево растет. Разве это не то же самое, что ценить ясный жемчуг и пренебрегать водной пучиной, из которой он извлечен, любить нефритовые диски Бянь Хэ[343] и ненавидеть горы Цзиншань, где их добывают? Ведь ясной жемчужины не было бы, если бы не существовало водной пучины. Нефритовых дисков не было бы, если бы не существовали горы Цзиншань. А тем более это справедливо относительно того, что искусство пестования природной сущности есть источник Дао-Пути, а конфуцианские ритуал и музыка есть верхушка этого учения. Те, кто ценит конфуцианство, стремятся изменять нравы и преобразовывать обычаи, а не просто заниматься поклонами и поворотами[344]. Поэтому и чтущие Дао-Путь не просто избегают слов, но бессловесно преображают поведение людей[345], а не занимаются одним лишь пестованием жизни. Если в том, что касается плода, между даосизмом и конфуцианством есть предшествование и последование, то не один Лао-цзы достоин применения его учения и не один Чжун-ни достоин доверия. Некогда Чжун-ни почтительно вопрошал Бо-яна и желал быть сравниваем с Лао и Пэном[346]. Кроме того, он говорил, что знает о рыбах и птицах, но не понимает природы драконов; таким образом, он сравнил господина Лао с драконом, и эти слова, исходившие из самого его сердца, отнюдь не пустые речи. И эти слова ничем не отличаются от того, что Янь Хуэй[347] сказал о нем самом: «Когда я смотрю на него спереди, то внезапно оказываюсь сзади: его учение слишком крепко, чтобы проникнуть в него, и слишком возвышенно, чтобы снизу взирать на него»».
Некто сказал: «Если Чжун-ни беседовал с господином Лао лицом к лицу, то почему же он не последовал за ним в изучении Дао-Пути?»
339
Употребленное здесь слово
340
Господин Доу — музыкант в государстве Вэй эпохи Чжань-го (V-III вв. до н. э.). Благодаря воздержанию, практике даосской гимнастики
Бо-ню (Цзай Гэн) — один из учеников Конфуция.
Цзы-ся (Бу Шан) — ученик Конфуция, наставник вэйского князя Вэнь-хоу. Он очень тяжело переживал смерть своего сына.
Разбойник Чжи — легендарный разбойник китайской древности. По некоторым версиям, жил во времена императора Хуан-ди, по другим — в эпоху Чунь-цю, по третьим — в царстве Цинь эпохи Чжань-го. Упоминается во многих древних текстах, и его имя стало нарицательным.
Чжуан Цзяо — то ли сын, то ли младший брат чуского царя Чжуан-вана (эпоха Чжань-го), бунтовщик и мятежник.
344
Имеются в виду внешние проявления конфуцианского ритуала (
345
Имеется в виду изменяющее, преобразующее (
346
Бо-ян (Ли Бо-ян) — одно из имен Лао-цзы, с которым, согласно неподтвержденному преданию, встречался Конфуций.
Возможно, имеются в виду Ла-цзы и Пэн-цзу или Лао-цзы и мудрец Пэн Кэн. Но не исключено, что это имя одного человека — Лао Пэн, также мудреца (упоминается в «Суждениях и беседах» («Лунь юй») Конфуция).
347
Янь Хуэй (Янь Юань) — любимый ученик Конфуция. Он жил в бедности и умер еще молодым. Его мысли были всегда поглощены Дао-Путем совершенных мудрецов древности, о котором учил Конфуций, а поведение целиком основывалось на этических нормах конфуцианства.