— Я еще Прохору Яковлевичу чай обещала, — сказала я, наполняя чаем два бокала.
Интересно, куда делась кошка?..
Я незаметно провела глазами по кухне. Никаких следов животного.
Мне показалось, что спина Полины как-то напряглась.
— Спасибо, — поблагодарила я кухонных работниц и, взяв чай и блинчики, удалилась обратно.
Вовка, стоящий у стойки, наливал кофе сидящей перед ним девушке в короткой юбке и ботфортах. Увидев меня, он подмигнул.
Девица перегнулась к нему через стойку и, выпустив в сторону струйку сигаретного дыма, что-то развязно спросила. Мне почему-то стало неприятно. Я ускорила шаг и пробралась в свою каморку под лестницей.
— Вот, дядя Прохор, — оповестила я, ставя перед дедом блюдце и чашку, — приятного аппетита!
Дворник довольно закряхтел, а я, тяжело вздохнув, взяла ведро и швабру и побрела мыть подсобки.
Как же все-таки хочется спать! Надо потом выпить еще чашечку чая — я заметила, что чай здесь какой-то необычный. Сон после него как рукой снимает.
Проходя мимо Вовки, я не хотела смотреть в его сторону. Но в последний момент, уже почти завернув к лестницам, не выдержала и глянула. Девица, уже явно подшофе, успела положить на стойку роскошную грудь в декольте и что-то проникновенно вещала Вовке. Тот, раскладывая ложечки, улыбался и кивал. Мне стало еще неприятнее, и я, прибавив шаг, змейкой ускользнула в полумрак коридора.
Начну, пожалуй, с верхней лестницы.
Вообще, Иван Ильич как-то обронил, дескать, наверх без надобности не лезь — лестница крутая, винтовая, она никуда не ведет, и мыть ее незачем — не ровен час, свалишься и свернешь себе шею, а мне отвечай. С тех пор я еще ни разу не поднималась по этой лестнице. Но сейчас вдруг запоздало подумала, что хотя бы иногда ее мыть все-таки надо, что если Ивану Ильичу придет в голову мысль проверить ее чистоту. И потащила наверх ведро и зажатую подмышкой швабру.
Однако тусклый свет, проникающий из коридора, вскоре совсем перестал доходить наверх, и, пройдя один пролет, я оказалась почти в полной темноте. Наугад ощупала шершавые бревенчатые стены. Меня вдруг пробрало какое-то нездоровое любопытство. Лестница была очень интересная — высокие узкие ступени, на которых едва умещалась стопа, уходили ввысь и исчезали в полном мраке. Под рукой прощупывались деревянные фигурные перильца; по-моему, на них были вырезаны какие-то узоры. Но разглядеть их в темноте было невозможно.
Возьму из дома фонарик и при случае осмотрю все как следует, — решила я и невольно вспомнила фразу Марианны:
«А куда не надо, не лезет? Нос не сует?..»
Не сую, а скоро суну, — подумала я злорадно и принялась осторожно спускаться вниз.
Чай, похоже, начал свое волшебное действие, сонливость стала понемногу отступать, и я, довольно споро вымыв все подсобные и служебные помещения, сняла халат и вернулась в полутемный маленький зал, где надрывалась шансоном Лилька.
Кареглазый бармен Вовка, увидев, что я присела за крайний столик, вышел из-за стойки и двинулся ко мне. Когда он подошел поближе, я заметила, что он держит в руке темный пузатый бокал, на дне которого плещется какая-то жидкость.
— Вот, выпей за счет заведения. Фирменный коктейль «Самарканд и Бухара».
И его веселые глаза блеснули у самого моего лица.
Поставив передо мной бокал, Вовка легкой пружинящей походкой удалился обратно, и я, прильнув губами к прозрачной трубочке, проследила взглядом за его спиной.
Черт возьми, а ведь он мне нравится!..
Коктейль был терпкий и сладкий. Он горячей змеей пополз по пищеводу вниз, и я почувствовала приятное расслабление.
Под густой, гундосый голос Лильки я начала осматривать полутемное пространство зала и сидящих за столиками людей, гадая, что их сюда влечет.
Все столики, кроме того, за которым сидела я, потягивая «Самарканд и Бухару», были заняты.
Приглядевшись к посетителям, я вдруг впервые обратила внимание на то, что они здесь какие-то необычные. Нет, они вели себя тихо, не шумели, но была в них одна странность. Они были как будто… из другого времени, что ли. С удивлением я обнаружила, что одеты они в какие-то старомодные наряды, будто явились прямиком из девятнадцатого века. У противоположной стены, например, сидел мужик, облаченный в грубую домотканую рубаху, перевязанную чуть ли не веревкой. А в центре за широким столиком расположилась странная парочка — благообразный господин, одетый в нечто напоминающее кафтан, и барышня в длинном платье с талией под грудью, в подобных которому ездили на балы юные княжны, насколько я могла судить об этом из книжных иллюстраций.