Оба с удовольствием слушали блатную лирику, вдохновенно исполняемую на сцене Лилькой. Произнося незамысловатый текст, та отчаянно трясла головой и возносила руки к небу. Барышня, словно пришедшая прямо из института благородных девиц, устремила на нее взгляд, полный восторга.
У окна сидел еще один мужик в подобии армяка, перед ним на столе лежал картуз, а рядом стояла банка вполне современного пива «Holstein».
Вытаращив от изумления глаза, я опять прильнула к трубочке с коктейлем.
Из-за поворота появилась Таня и, с грацией бегемота лавируя между столиками, поставила перед парой «барышня и господин в кафтане» огромную пиццу и похожую на кеглю бутылку белого вина.
Ничуть не удивившись их странному прикиду.
Впрочем, не все здесь так выглядят — вон, за столиком, самым близким к лестнице, сидит девица в мини-юбке и ботфортах. Та самая, что укладывала на стойку свое откровенное декольте.
Закончив песню, Лилька смачно прокашлялась. Я перевела на нее взгляд. Она незаметно поманила меня пальцем и спрыгнула со сцены. Это означало, что пора покурить. Захватив коктейль, я быстро пошла за ней.
ГЛАВА 9
И опять мы уселись на скамейку, поставили банку и закурили. Вид у Лильки был неважнецкий. Она подняла голову и выпустила в потолок струю синеватого дыма. Потом взглянула на меня, и я вдруг обратила внимание на темные круги под ее глазами и морщинки, тщательно замазанные тональным кремом.
— Смешно, да? — вдруг засмеялась она. — Приперлись крестьяне да дворяне. Тут неподалеку фильм снимают про девятнадцатый век, вот массовка и тусуется у нас.
— Фильм?.. — вытаращила я глаза.
— Ну да. Киностудия «Мосфильм». Экранизировать решили какую-то старинную тягомотину. То ли Карамзин, «Бедная Лиза», то ли Тургенев «Тамбовская казначейша»…
Я не стала уточнять, что последнее названное произведение принадлежит перу Лермонтова. Лилька и так проявила себя эрудитом, упомянув «Бедную Лизу».
— А я смотрю, ты уставилась на них, как баран на новые ворота!
Надо же, мне казалось, Лилька с головой ушла в свое надрывное пение, а она, оказывается, наблюдала за мной.
Ну хорошо хоть, что разъяснилось происхождение мужика в армяке и иже с ними.
Певичка затушила окурок, поправила всклокоченные артистические космы и сделала прощальный жест ручкой.
— Ну давай, отсыпайся. Я смотрю, наш пострел тебя на славу угостил!
И это от нее не укрылось!.. У нее что, три пары глаз?..
Лилька скрылась за дверью, а я прилегла на узенький диванчик и укрылась пледом. Спать мне осталось часа три.
Едва я закрыла глаза, как тонкий лучик проник с лестницы и заставил вновь их открыть. Лилька неплотно прикрыла дверь, и она чуть приотворилась, пропуская свет с лестницы, той, что у входа. Я нехотя слезла с дивана и подошла к двери, намереваясь поплотнее ее захлопнуть, как вдруг услышала снаружи тихий злой шепот:
— Ты что, совсем, что ли?.. Нам что сказано было?! Не знаешь порядка?!.
Другой голос, тоже шепотом, ответил невидимому собеседнику:
— Да я только на минутку…
— На минутку! — прошипел опять первый. — А если она поймет, что к чему? За эту минутку все можем поплатиться! А время-то близко уже!..
Любопытство заставило меня встать вплотную к двери и прильнуть ухом к проему.
— Да не шуми ты! Не поймет она ничего. Она скорее всего уже забыла… Подумаешь…
— Тс-с! Ну ладно, все. Я ему не скажу, но на будущее запомни…
Я услышала какой-то шорох и цокающие вниз по лестнице шаги.
Сон как рукой сняло. Подождав в напряжении пару секунд, я приоткрыла дверь и хотела уже высунуть в нее голову, как тут же получила этой самой дверью по лбу и, вскрикнув, отскочила в сторону.
Со всего размаху шаткую дверцу распахнул старик Прохор. Войдя, он звучно стукнул один сапог о другой, стряхивая налипший снег. Повеяло морозной свежестью.
Черт, как он невовремя! Теперь, конечно, я уже не узнаю, кто шептался на лестнице.
— Ой, я тебя зашиб что ли, девонька?.. — запричитал дед. Я только вздохнула и потерла лоб.
Голоса говорили шепотом — и непонятно было, женский или мужской это шепот. Но какое-то внутреннее чутье вдруг сказало, что речь в разговоре шла опять-таки обо мне.
«Она не поймет…»
И эта «она» — я.
Внезапно мне стало холодно. Что же за тайну здесь от меня скрывают?..
Хотя, с чего я это взяла? Ведь шептать мог кто угодно — например, только что вошедшие или, наоборот, уходящие посетители, и шепот этот ко мне никакого отношения не имеет. Или пусть даже это были наши, например, Полина и Таня. Или Лилька и Вовка. Или те же четверо в любой другой комбинации — но ведь они могли говорить вовсе не обо мне, а друг о друге, или о Марианне, или вообще о ком угодно…