Все это подружка рассказала, когда мы сидели за столом в большой светлой кухне, где Дашка только что закончила ремонт.
— А жильцы у тебя сейчас есть? — поинтересовалась я, оглядывая помещение и вспоминая, как за этим же столом мы встречали как раз тот самый Новый год, в котором мой муж счел, что я никудышная жена и вернулся из квартиры моей бабушки в родительские пенаты, а ее — обрел пресловутый новый смысл жизни и укатил бог весть куда.
— Есть один, — зевнув, протянула Дашка, — Аркадий. Он немного со странностями, но мне это не мешает. Главное, платит вовремя и с глупостями не лезет. Он уединение любит, ему нравится у меня. А что, тут тихо, спокойно. У каждого своя половина. Сюда он редко поднимается, только в определенный час, что бы выпить козьего молока — ему для легких полезно.
— А какие странности у него? — спросила я, просто чтобы поддержать разговор. Дашка вдруг понизила голос почти до шепота и приблизила ко мне лицо:
— Мне кажется, он немножко ясновидящий.
— Как это? — удивилась я.
— Понимаешь, — зашептала подружка, — он математик, и дни и ночи напролет решает какие-то замысловатые формулы. Но ровно в час дня он отрывается от науки, выползает из своей норы и пьет козье молоко. Ему доктор прописал.
— Ну, и?..
— И вот в ту минуту, когда он его пьет — буквально секунды, мгновения — его иногда посещают озарения. Понимаешь?
— Нет пока, — призналась я.
— Главное, в остальное время он совершенно нормальный — если, конечно, не считать того, что помешан на математике. Он может и посмеяться, и поговорить о чем-нибудь — о политике там, или просто о жизни. Но в тот момент, когда пьет молоко…
Я внезапно пожалела, что приехала к Дашке. Я-то думала, что мы, как встарь, поговорим по душам, перемоем кости исчезнувшим мужьям, посплетничаем, возможно, я узнаю какие-нибудь новости о бывших однокурсниках, а тут… Дашка живет уже совсем иной жизнью, она и сама стала другой. Мне даже показалось странным, что когда-то мы были самыми близкими подругами. И сейчас эта бесполезная болтовня начала меня утомлять.
Дашка меж тем продолжала:
— По правде говоря, он живет у меня почти три года, а озарения эти случались всего пару раз — и как раз, когда он пил молоко. Пришла ко мне как-то Зинка Смородинова, соседка. А тут Аркаша выходит пить молоко. Поднес стакан к губам, и вдруг начал ни с того ни с сего бормотать что-то бессвязное. Я глазами хлопаю, а Зинка вдруг побледнела вся и уставилась на него, как будто черта увидела. Что уж она в этой бессмыслице поняла — не знаю, но ее прямо перекосило всю. Сидит белая как полотно, а до этого хохотала, я унять ее не могла. А он тут закончил пить молоко, опустил стакан на стол и разом перестал бормотать. Зинка — к нему: мол, что ты имел в виду, когда то и то говорил? А он не поймет никак, что ей нужно, твердит — да ничего я не говорил, пил молоко и все!
Дашка шумно выдохнула.
— Так и не добилась она ничего от Аркашки. А мне потом объясняет — думала она об одной проблеме, и эти его слова прямо в точку попали. Да только быстро выпил он этот стакан, не успел ей чего-то главного сообщить. Ходила она после этого к нему регулярно на его молочные пития, да бестолку. Так он больше ничего ей и не поведал. Выпьет молоко, и все.
«Совсем у подруги крыша поехала, — с тоской подумала я, выслушав сбивчивый рассказ, — еще бы, если общается с такими, как этот бормочущий Аркаша и эта чокнутая Зинка, которая регулярно ходила слушать, что он скажет в момент питья козьего молока…».
Дашка, однако, не заметила моей реакции на свое повествование. Помолчав, она медленно добавила: