— А мне нравится, как ты выглядишь без этой достопримечательности под своим носом, — вдруг слышу её голос сквозь гул в ушах.
— Спасибо, — и моя благодарность направлена вовсе не на комплимент.
— Наконец-то, мой сын дома, — голос отца давит на тот кокон спокойствия, которым меня оградила Полина.
— Привет, па! — и я выдавливаю из себя эти слова, вместо обычного «можно подумать, ты меня ждал!».
— Привет, — мы здороваемся за руку, а напряжение, витающее в воздухе, становится тяжелее с каждой секундой. Сможем ли мы оба выдержать?
— Здравствуйте, — Полина здоровается. — Полина, — и протягивает руку.
— Давид Артурович, — он переходит к следующему рукопожатию. — Спасибо, что привезли его.
— Он сам, — она кивает и коротко улыбается, бросив взгляд в мою сторону.
Я жду, что отец скажет что-то вроде «Очень в этом сомневаюсь!», но он молчит, и я благодарен ему за это. В конце концов, мы же можем цапаться до скончания веков.
— Полина, могу я вас попросить помочь мне на кухне, пока мужчины закончат накрывать на стол? — я знаю, что Анна Михайловна делает это специально, чтобы дать мне несколько минут побыть наедине с отцом. Она делала и раньше так, наверное, надеясь на то, что между нами что-то наладится.
Это никогда не срабатывало.
Я слышу их тихий диалог с кухни, но не могу разобрать слов.
Папа открывает вино, пока я достаю бокалы и ставлю их на стол. Мы, пока ещё, не произнесли ни слова.
Как избавиться от этого груза мыслей и шлейфа глупых поступков?
Сейчас, когда Полина рядом и я чувствую её поддержку, мне действительно хочется что-то изменить, как-то свернуть с пути идиота, чтобы не потерять ещё одного родителя.
— Прости меня, сын, — мне приходится прислушаться, чтобы разобрать слова, которых я ждал так долго.
— Что? — я замираю с двумя бокалами в руках. То есть, да, я понял всё с первого раза, но этим вопросом я даю себе несколько секунд, чтобы переварить это и ответить так, как должен это сделать. Не основываясь только на памяти и эмоциях.
— Я сказал прости меня, — он ставит бутылку на стол, но не может поднять глаз. — Я был полным кретином!
Неужели это то самое воссоединение семьи, как в тех русских сериалах, на которых была помешана Лиза.
Почему эта стерва до сих пор в моей голове?
— Знаешь, я могу ответить тем же самым. В последнее время, я был не самым лучшим сыном, — киваю и смотрю на него в упор, ожидая, что вот сейчас он точно скажет «да, согласен!». Ну, иначе просто быть не может. Я настолько привык жить с горьким разочарованием по отношению к себе, что на автопилоте готов отбивать каждую атаку.
— В этом плане мы оба хороши, — отвечает он и только сейчас осмеливается поднять на меня глаза. — Я больше не хочу ругаться. Не хочу, чтобы ты думал, что у тебя нет отца. Я хочу быть рядом, когда тебе будет плохо или когда ты будешь счастлив. Родители должны быть опорой своим детям, а я просто отошел в сторону, повел себя, как эгоист.
— Па… — я хочу опровергнуть его слова и осмелев делаю шаг вперёд, но он не даёт мне закончить.
— Нет, подожди. Аня, прости, что снова поднимаю эту тему и я знаю, что тебе она неприятна, но, Аня потрясающая женщина. Она открыла мне глаза на то, как я поступаю с тобой. Пыталась достучаться до меня каждый раз, когда заходил разговор о тебе. Нам нужно о многом поговорить, Демьян, если ты конечно не против. Мне нужно многое рассказать тебе. Рассказать обо мне, о маме, чтобы ты понимал, что происходит в моей жизни…
И в том момент, когда я снова открываю рот, чтобы согласиться с ним, в комнату входят дамы. Анна Михайловна приготовила мою любимую утку. Полина несет блюдо с салатом. И черт меня раздери, если эта девчонка сейчас начнет спорить с тем, что она потрясная.
Да, вот так просто. Потрясная!
Мне не нужно петь ей дефирамбы и доказывать что-то. Она со мной здесь и сейчас, и я счастлив, что все случилось именно так. Будто это написано в какой-то книге жизни и сейчас происходит. Её появление не соучайность, а факт. Такое чувство, что она всегда была на моем пути, жила параллельно со мной и влияла на поступки, просто ненадолго уезжала, когда я творил глупости.
Бл*, и я постоянно хочу её.
Ужин проходит на удивление спокойно. И в какой-то момент я даже начинаю верить, что так и будет.
Папа расспрашивает Полину о жизни до тех пор, пока Анна Михайловна не прерывает его просьбой отвязаться. Смеюсь на тем, как забавно это выглядит со стороны. А где-то глубоко на подкорках свербит ощущение, что всё не может быть настолько гладко. Так просто не бывает. Не у меня. Я непроизвольно начинаю готовиться к удару, и настроение начинает падать.