Что касается байкеров…Странно, но байкеры не любили мочить свои кожаные куртки и ревущие мотоциклы под дождём, собственно, как и свою репутацию, поэтому они редко бывали в такую погоду в баре. Просто оставались дома и как муравьи, копошились в своих гаражах. Хотя, возможно, я не прав и сейчас они едут по ночному шоссе на скорости 120 км/ч и капли дождя разбиваются и слетают с их шлемов, растворяясь в прозрачности… или же призрачности, хайвэя. Моряки же наоборот любили выпивать в баре именно в дождливую погоду. Они будто искали укрытие во время шторма, представляя, что этот бар – трюм корабля.
Но я бывал здесь ещё не так часто, поэтому мои наблюдения не особо точны.
В бар приходили разные люди. Бывали бандиты, грабители, шулера, и обычные, мелкие разводилы. Заходили и обычные люди, но, как правило, они долго не задерживались.
Снаружи дождь заливал стены всех домов, пытаясь доказать, что в битве между человеком и природой, в конечном итоге выстоит дождь. А люди верили в свои силы, и когда шёл ливень, читали «Устоять перед дождём», как завещал покойный Кэндзи Миядзава…
Заказав у барной стойки свой сок, явно не свежевыжатый, я направился на своё место, в самый дальний угол бара. Истёртые красные стены гармонично сливались с потрёпанными коричневато-бордовыми полукруглыми диванами. Потолок и пол казались просто серыми, но во всём этом сигаретном дыму, который поднимался вверх и проглядывался благодаря вывескам, тяжело было определить, что находится дальше протянутой руки. Темнота так же раздражала глаза, но и в тоже время успокаивала, убаюкивала… И вот, ты сидишь и не знаешь сколько времени прошло, может быть десять минут, а может час или два. Если слушать музыку, то по композициям можно примерно сосчитать время, но эта сонная, медленная, ритмичная мелодия разливается как мёд, она тянется, и ты не можешь понять, есть ли у неё какой-то предел…
Я окончательно пробудился только тогда, когда заметил, что матросов не было на прежнем месте, а из посетителей был только я и ещё какой-то человек пьяный в стельку. Джаз затих. На сцене сидел лишь басист. После выступления он подкручивал колки своей гитары. Что ему в ней не нравилось? Ведь всё равно пока он дойдёт до своего дома, гитара снова расстроится от тяжести чёрного футляра.
Бармен протирал бокалы и, когда увидел, что я проснулся, обратился ко мне:
- Эй, парень! Ты отлично сегодня вздремнул, - явно насмехаясь надо мной, он продолжил – прости, но я подмешал тебе немного снотворного в бокал, ты выглядел очень уставшим.
- Что, как…?- я хотел сначала сказать «ты», но потом понял, что всё же нужно в любой ситуации быть культурным, ведь я как-никак преподаватель – … Как Вы посмели!… А, впрочем, сколько сейчас времени? – вспомнил я, что завтра мне нужно на работу.
- Почти пять утра.
- Сколько?
Я спохватился, расплатился за сок, взял свою шляпу и зонт, и выбежал в реальный мир. Открыв дверь, капли дождя, будто, током ударили меня по лицу, я снова ожил. Свежий, немного морозный, но моросящий осенний, дождевой ветер пробрал меня насквозь. Играя на листьях деревьев, ветер подбирал собственную импровизацию восходящего дня. Я оглянулся и быстро, почти бегом дошёл до такси. Времени до начала работы оставалось мало, а ведь нужно ещё умыться, привести себя в порядок, не говоря уже, что меня ждёт сложный день, с несколькими лекциями в университете. Но проезжая меж домов, сквозь только просыпающийся город, я думал только об одном. О девушке… Сегодня её не было, но может завтра повезёт…
2
Каждый раз, когда приходит осень и окрашивает деревья в красные и жёлтые цвета, происходит что-то необыкновенное, то, что напрочь выбивает из ритма. Возможно, осень любит с нами шутить и понимает, что мы не прочь вдоволь наиграться с ней до зимы. Поэтому и любит, проказничать пока у неё есть время. Потому что затем, следует белая, вездесущая скука.
Сейчас, я часто думаю, что если бы не было той девушки, не было бы и всей этой истории. Мне кажется, не будь той кареглазой брюнетки, меня давно бы не было на этом свете. Но как бы я не любил её, история начинается с нарратора. Так уж вышло, что этим нарратором оказался я.
До переезда в Токио я жил в маленьком городке, он был таким же маленьким, как и мой дом. Такой же бессмысленный. Складывалось ощущение, что кто-то просто ткнул пальцем в карту и решил,- вот здесь будет располагаться этот всеми забытый и никому не нужный город. Пусть, в этом городе живет такой же, никому не нужный мальчик. Возможно, по этой причине я был довольно хладнокровным человеком. Город воспитал во мне чувство эгоизма, а я был и не против. Думаю, это связано с тем, что в детстве большинство моих одноклассников жили в домах с широкими комнатами, настолько широкими, что там можно было играть в европейский футбол прямо внутри их домов, не снимая обувь. Так, по крайней мере, мне всегда хотелось сделать, когда я заходил в их просторные дома. Моя семья была очень бедной по сравнению с семьями моих одноклассников. Большинство из них приезжали в школу на зарубежных машинах, после школы по двору ходили в европейской одежде. Я, в свою очередь, жил обычной, размеренной жизнью. Читал книги, немного занимался музыкой, ничего заурядного. Даже питался рамэном из соседнего магазинчика. Иногда, в одиночестве, летом ходил на озеро, вместо того, чтобы играть с остальными детьми. В мечтах, я хотел прожить всю жизнь в одиночестве. Каждый день ходить в лес, слушать пение птиц, баловаться на озере с рыбами и жабами. Но так уж вышло, что общество требует социализации. По мнению родителей, всё должно было идти по плану: школа, потом университет, затем скучная работа, свадьба и смерть. Слишком скучно. Когда я думал о своём будущем, мне становилось очень грустно. Я не хотел, чтобы волна повседневности потопила мой недавно вставший на воду корабль. Социальная рутина была для меня, как якорь для корабля. Но так получилось, что я сам сотворил этот якорь, а когда я стал взрослым, то спустил его. С тех пор мой корабль не плывёт. Он застрял на мелководье.
Почему я так много говорю о волнах, кораблях и моряках? Потому что всё детство я провёл у моря. Оно окружало и обрызгивало моё лицо, когда я подходил ближе. Я не замечал, что на самом деле, это была не морская вода, а мои слёзы, которые в самые грустные дни лились из глаз на мои горячие, юношеские щеки.
Так уж вышло, что от одиночества меня спасало лишь море, которое каждое утро я наблюдал вдали. Из-за того, что мой дом находился на склоне горы, я видел, как на горизонте небо сливается с морем, впадает в него. Тогда я не осознавал, но этот пейзаж стоил гораздо большего, чем люди, которые окружали меня. Золотом сияли волны вдали, сосны и ели, растущие недалеко от моего дома, и прекрасный сад из цветов, название которых мне до сих пор неизвестно, - всё это сокровище, которое я осознанно потерял, когда переехал в мегаполис и вместо того, чтобы заниматься своим любимым делом, занялся педагогикой.
К счастью, здесь, в университете, меня приняли. Я оказался не одной потерянной душой, поэтому учиться было легко и весело. Благодаря своим способностям, а может, потому, что все остальные молодые учённые переехали в Америку, меня взяли на работу в один из главных университетов Токио. Сначала я был этому очень рад и думал, что моя жизнь, наконец, изменится, но она оставалась такой же скучной и бессмысленной. Прошло уже почти пять лет с моей первой лекции в университете, но у меня до сих пор нет ни друзей, ни девушки, ни жизни. Всё, что я могу делать, это вспоминать о том чувстве, когда волна идёт за волной, накрывая города и тех, кто живёт в этих городах.