***
— И тогда он просто сказал, что нам стоит посетить то место, где он прожил всю жизнь.
— Ты пропадала целую неделю в Африке и ничего не сказала мне? — бармен нахмурился, глядя на подругу и гадая, достаточно ли осуждения он вкладывает в этот взгляд.
— Я не могла сказать, — промямлила Гермиона, сразу же отпивая глоток кофе, — он сказал, что это не совсем легально… То есть, он пока нежелательное лицо…
— “Нежелательное лицо”? Что это вообще значит?
Гарри взвизгнул слишком сильно. Пару волшебников обернулись, а одна ведьма пристально всмотрелась в бармена, видимо, оценивая, безопасно ли вообще находиться в этом месте.
— Это значит, что он не может посещать страну до особо распоряжения местного министра магии.
Бредовость ситуации и объяснения буквально заставило парня вспыхнуть от едва сдерживаемого гнева. Мало того, что этот Уизли ворвался в их с Гермионой жизнь, так он еще и позволяет себе втягивать ее в неприятности! В конце концов она служащая министерства магии Великобритании. Что бы было, если бы их задержали?! Мало того, что она бы лишилась работы, так неизвестно удалось бы ее вернуть на родину без проволочек.
— И ты решила нарушить парочку законов незнакомой страны просто чтобы доставить удовольствие сумасбродному выскочке?
Праведный гнев кипел в баремене и он был уверен, что для этого есть все основания. Подруга никогда не была такой безрассудной, но огонь, горевший сейчас в ее глазах заставлял его прощать всё этому Рональду Уизли. Ведь Грейнджер никогда не выглядела такой живой и счастливой как сейчас. А разве не этого хотят все для дорогих людей? Гарри выдохнул стараясь подавить в себе ревность и раздражение. Определенно, так как он, друзья себя вести не должны.
— И чем закончилось ваше приключение? — как можно более нейтрально спросил он.
— Он попросил меня стать его женой.
Гермиона потупилась, пряча глаза, а Гарри будто дали под дых. Эмоции сменяли друг друга на его лице. Недовольство, неверие и откровенный ужас от происходящего соперничали в нем, сдерживая от того, чтобы не завопить от необдуманности подобного шага.
— Надеюсь ты взяла время на раздумье?
Он едва закончил фразу, но уже знал ответ. Грейнджер была не из тех, кто долго тянет с ответом.
— Я сказала “Да”.
Поттер выдохнул, обхватив голову руками. Сказать подруге что он думает об этом поспешном решении не давало воспитание, но не сказать мешала совесть.
— Знаю что ты думаешь: они только познакомились. И всё так быстро, слишком стремительно. Необходимо подождать, узнать друг друга. Но, мы не собираемся жениться. Пока поживем вместе, посмотрим подходим ли друг другу, а потом примем решение.
Парень поднял голову, в одно мгновение решая, что ему стоит поддержать подругу, а не заставлять ее сомневаться в себе, и улыбнулся, глядя на горящие щеки девушки.
— Я подарю вам на свадьбу те ужасные чашки с драконами, которые выдыхают пламя на дно чашки, подогревая напиток. Меня достала венгерская хвосторога на одной из этих чашек, а домовой эльф всё детство так и норовил подсунуть мне ее, чтобы эта гадина подпалила мне волосы, пока утренний чай ждал меня на тумбочке. Хорошо хоть уже много лет никто не пользуется этим идиотским сервизом. А я буду с надеждой ждать пока хвосторога не подпалит шевелюру твоего жениха.
Девушка засмеялась и на одно мгновение на душе Гарри стало хорошо и спокойно. Всё налаживалось, по крайней мере в жизни подруги. Теперь она была в надежных руках. Хорошая семья, со связями и без предрассудков, о большем даже мечтать не приходилось.
***
Над баром кружила сова и Гарри тоже не мог совладать с головокружением. Вроде бы мысли должны были уже перестать вертеться вокруг “благородного отпрыска древнего рода”, но, им не было ни конца, ни края.
Он мучительно перебирал в голове всё то, что знал про Малфоев, пока ему, наконец, не стало невыносимо. И не решил обратиться к крестному. Сириус жил в старом доме на Гриммо двенадцать. Но, никому и никогда не разрешал говорить что дом старый. Благородный, запоминающийся, древний и, несомненно, ценный, но никак не старый. Такого же древнего и запоминающегося домовика, по имени Критчер, однако, было можно звать старым, это не вызывало никакого протеста. Сам Сириус достаточно редко проводил в доме дольше нескольких месяцев кряду. Учась в школе вместе с отцом и матерью Гарри, юный Сириус проявил себя, как выдающий волшебник. Он был силен в чарах и был достаточно подкованным знатоком древностей. Этим он и занялся. Назло своей матери — Вальбурге Блэк — отучился в магическом институте древностей и артефактов в Италии и теперь пленял всех знаниями истории магии и увлекательными сальными подробностями жизни выдающихся волшебников. По окончании института Сириус открыл свое дело: торговал занятными вещицами, собранными со всего света. Таким образом он разбогател настолько баснословно, но даже Джеймс Поттер был вынужден признать: его друг приумножил состояние Блэков в несколько раз. Однако, сам Джеймс к этому бизнесу относился скептически, морща нос и как можно презрительнее отзываясь о спекуляции на искусстве, древностях и артефактах. Хотя, при сама Сириусе, говорить что-то о его работе не решался никто: ни смелая Лили Поттер, ни отчаянный Джеймс. Только Римус Люпин мог позволить себе презрительно фыркнуть, в ответ на небылицы, которые рассказывал Блэк, но не более.
Когда Гарри был младше, он постоянно путешествовал с крестным. На летние каникулы после первого курса Хогвартса они отправились в Африку. Согласно какому-то древнему сказанию, что у стаи гиен в далекой саванне был волшебный посох, называемый Кираса. На его поиски Сириус и отправился с маленьким крестником. Когда они прибыли в Африку и лежали в кроватях, в доме хорошего друга семьи Блэк, глядя в выбеленный потолок, хитроумный искатель ценностей рассказал Гарри сказание об этом удивительном артефакте.
— Говорят также, что у гиен есть волшебный посох, называемый Кираса, при помощи которого они могут возвращать умерших к жизни. Они использовали посох, чтобы воскресить умерших и узнать причину их смерти, а потом поедали тела. Однажды человек украл у гиен Кирасу, и те оказались в затруднительном положении: поскольку все умершие возвращались к жизни, гиены лишились пищи. Наконец они вернули свой посох, но из опасения, что кто-нибудь снова может украсть его, бросили посох в глубокую яму, откуда ни они, ни кто-либо другой не могли достать его. Вот в ту яму мы и держим путь.