— Нет, — Коля покачал головой. — Оно говор… то есть оно позволяет недолго летать.
— И то хлеб, — прохрюкал в своем стиле прапорщик.
Парень усмехнулся. Его окружали нетривиальные существа: человек, похожий на кабана, и пес, ведущий себя как человек.
Кстати, последний с нескрываемым восхищением любовался магическим артефактом.
— Интересно, а я смогу играть на лютне?.. — Дубовых рассмеялся:
— С твоими-то лапами?
— Точно, баррэ не возьмешь, — закивал Лавочкин. Коля давно выяснил, что знамя было бессильно в руках выходцев из этого мира. Но не рассказывать же об этом собаке!
Воспоминание о придворном колдуне Вальденрайха натолкнуло солдата на идею.
— Товарищ прапорщик, я подумал, послать бы весточку Тиллю Всезнайгелю. Он бы не помешал…
— Угу, дай ему телеграмму, — пошутил Палваныч.
Лавочкин стушевался. Верно, мысль известить колдуна хороша, но труднореализуема. Хоть гонца нанимай…
Отдохнув, путники отправились в дорогу. Оставалось надеяться, что она вела в Дриттенкенихрайх, а не в Драконью долину.
Во второй половине дня экспедиция добралась до лесного дома. Хозяйство было крепкое: сзади — обширные пристройки, на поляне разгуливали куры и утки, поодаль паслась ухоженная коровка.
— Кто же тут живет? — задал риторический вопрос прапорщик, тихо прикидывая, что можно экспроприировать.
Из дома вышла старушка. Коля почему-то ожидал увидеть ведьму наподобие известной ему Гретель, страшной, отталкивающей персоны, которую он встретил сразу по прибытии в этот мир. Но здешняя хозяйка была вылитая бабушка из рекламы молока, только очочков не хватало. Аккуратное клетчатое платьишко с кружевным воротничком и рукавами, чистый передник, туфельки. Уложенные в клубо, к седые волосы, доброе, открытое лицо. Одним словом, картинка, а не старушка. Она улыбнулась путникам.
— Здравствуйте, добрые господа и пес несомненных талантов! — поприветствовала хозяйка троицу.
— Здравия желаем, гражданочка, — ответил Палваныч. — Не подскажете путь к… Ядрена бомба, как его?
— Дриттенкенихрайх, — снова выручил Коля.
— Подскажу, милейшие! Но не хотелось бы вам испить кваску и посидеть за беседою?
— С удовольствием, — расцвел прапорщик. Уж он-то был редчайшим ценителем халявы.
— В таком случае милости прошу, — пригласила старушка. — Только, пожалуйста, тихонечко. Внук спит.
Войдя в дом, гости поразились аккуратности и основательности хозяйства. Светлая горница была заставлена крепкой удобной мебелью, Шкафы, две кровати, в центре — стол со стульями, у окна два сундука с замками. В дальнем углу за полупрозрачной занавеской угадывалась детская кроватка.
— Сколько внуку? — шепотом спросил Палваныч.
— Четвертый год, — ответила бабушка. — Садитесь за стол, а я за кружками и квасом!
Дождавшись угощения, прапорщик и солдат принялись смаковать напиток. А собаки, как известно, кваса не любят.
Проснулся внук, о чем известил пронзительным криком, переходящим в рев.
Старушка захлопотала у кроватки.
— Интересно, где родители? — вполголоса проговорил Коля.
Тем не менее хозяйка услышала его реплику.
— Дочка с мужем улетели изучать жизнь северного единорога, а внука мне оставили.
Она ловко одела мальчонку, привела его к столу. Карапуз был симпатичный, в меру упитанный, правда, чуть опухший со сна и зареванный.
— Он у нас смирный и толковый, — сказала бабушка. — Ади его имя.
Мальчик внимательно оценил гостей. Прапорщик Дубовых ему решительно не понравился, зато приглянулся Пес в башмаках. Колю воспринял ровно.
Старушка усадила крепыша на свободный стул, достала из печки теплую жидкую кашку в горшочке.
— Не в службу, а в дружбу, добрые господа, — обратилась хозяйка к посетителям, — я быстро до соседки добегу, хлебца возьму, а вы уж покормите Ади, ладно?
— Почему бы и не отплатить, что называется, за гостеприимство? Рядовой Лавочкин, выполнять! — распорядился Палваныч.
Бабка удалилась.
Коля не имел опыта общения с детьми. Он неловко зачерпнул кашу ложкой, поднес о рту малыша.
— Кушай, Ади.
Карапуз наморщил лобик, рта не раскрыл.
— Не хочешь?
— Нет.
— А за папу съешь?
— Угу…
— Вот давай за папу… — И пошло кормление:
— Давай за маму… Давай за бабушку… Давай за дедушку… — импровизировал Лавочкин. — Давай за них… Давай за нас. И за десант… И за спецназ… За свет далеких городов… И за друзей… И за врагов…
Парень обнаружил, что малыш смотрит остекленевшими глазами прямо перед собой и ритмично открывает рот для новой порции, разжевывает кашку и проглатывает, открывает, разжевывает, проглатывает, открывает».
Горшочек стремительно опустел, песня группы «Любэ» кончилась, а Ади всё открывал рот, пережевывал пустое пространство и глотал.
Очумевшие Палваныч и пес следили за процессом.
Колю прошиб холодный пот.
— Что я натворил?! Ну-ка, малый, стой, раз, два.
Ребенок встал со стула. Челюсти всё работали. Лавочкин захотел убежать, но надо было что-то сделать. Родители-то колдуны, да и бабка наверняка не проста…
— Слушай, Ади, мою команду, — подражая гипнотизерам, торжественно сказал солдат, — На счет «три» ты перестанешь жевать и проснешься. Итак… Раз… Два…
— А вот и я! — Запыхавшаяся хозяйка внеслась в горницу. — А что это с Ади?
— Три… — неуверенно закончил внушение новоиспеченный психотерапевт.
Малыш перестал жевать и зашнырял испуганными глазенками по сторонам.
— Мы играли, — не скрывая облегчения, выдохнул Коля.
— Он колдун! — завопил карапуз и оглушительно заревел.
Бабушка сгребла малыша в охапку и отскочила от стола.
— Презренный ведьмак! — грозно воскликнула она, перекрывая старческим дребезжащим голосом плач внука. — Ты насылал на него порчу! Прочь, прочь из моего дома!!! Кто тебя подослал?! Дункельонкель? Мегамауль? А впрочем, неважно. Прочь!
— Пауль, Николас, пойдемте, — тихо проскулил Пес в башмаках, прижимая уши и хвост.
— Зря вы так, — с горечью промолвил Лавочкин и вышел вон.
— Квас хороший, — сказал прапорщик. — Можно, я захвачу остатки?
Приняв молчание за знак согласия, он сгреб кувшин со стола и последовал за солдатом.
— Простите, — крикнул на бегу кобелек.
— Вот стерва! — бушевал шагающий по лесу Палваныч. — Никакого соображения и уважения! А ты тоже хорош — наслал чары на мелюзгу.
— Кто?! Я?! — Коля был готов взорваться от переполнявшего его чувства несправедливости. — Я ничего не делал!
— Ага, это всё знамя! — саркастически провозгласил Дубовых.
— Конечно! — Парень ухватился за эту гипотезу. — Кто же еще?
— Вот это вещь! — восхищенно протянул пес.
— И ты туда же, брехло шелудивое! — не сдавался прапорщик. — Он же пожелал, чтобы этот Ади послушно жрал, сечешь? Кстати, что за имя-то?
— Краткое от Адольф, если не ошибаюсь. — Рядовой пожал плечами.
Палваныч встал как вкопанный.
— Адольф?.. Ты сказал, Адольф?..
— Ну да…
— Уй, е! Ненавижу Адольфов!!! Уж наши отцы били их, били, мать их… Вернуться? Пожалуй…
— Павел Иванович, — Лавочкин подергал бессвязно шепчущего командира за рукав, — вы хотите отомстить карапузу из сказочного мира за преступления Гитлера? Я вас верно понял?
Прапорщик почесал затылок пухлой пятерней:
— Кхм… Э… Двигаемся дальше.
Вечер застал путников в лесу. Они разбили лагерь, соорудили крепкий шалаш. Пес сразу убежал в ночное — якобы искать себе пищу, и хотя он уплетал курятину наравне с людьми, ни Дубовых, ни Лавочкин не были против. Зачем в шалаше собака? Разве что для запаха.
Перед ужином Палваныч уселся у костра и изрек, доставая заветный музыкальный инструмент:
— Так я скоро научусь на флейте играть.
Когда россияне съели по половине цыпленка, из тьмы вышел человек.
— Стой, кто идет? — насторожился прапорщик.