Вспомнив о своей глупости, Пьемур ухмыльнулся. Как же он тогда не подумал, что под занавес пира лорд Мерон станет награждать своих гостей яйцами? Счастливцы, конечно, поспешили рассмотреть полученные подарки. А, может, решили проверить, не особо доверяя щедрости лорда. Нужно было поскорее удирать из холда, пока пир был в самом разгаре. Правда, не совсем ясно, как, но он мог хотя бы попытаться — а вдруг повезет! Тогда он не сидел бы здесь один-одинешенек. Пьемур затянул узел, надежно закрепив шип.
Взгляд его обратился на север, в том направлении, где далеко-далеко за морем, подернутым знойным маревом, остались Форт холд и Цех арфистов. Вот уже восьмой день, как он здесь. Интересно, искали его друзья в холде Набол? Пьемура легка удивляло, что Сибел не отправил на поиски Кими или Крепыша. Как же теперь узнают, где он — на севере или на юге? Ведь файрам, как и драконам, нужно задать направление. А Сибел мог и не заподозрить, что лорд Мерон торгует с южанами и что как раз в ту ночь они прилетели за товаром.
Его внимание привлек всплеск в лагуне. Рыба возвращалась вместе с приливом. Он встал и начал пробираться по обнажившимся скалам. Дойдя до карниза, который дал ему приют, мальчик благодарно погладил его рукой.
В тот вечер, чтобы наловить рыбы, ему понадобилось больше времени, чем обычно. Да и попалась всего одна желтохвостка, слишком маленькая, чтобы наесться самому и тем более накормить прожорливого новорожденного файра. Скоро подъем воды отрежет его от берега, так что, если в ближайшее время рыба не клюнет, придется перебираться на другое место, а там ловится еще хуже.
Изо всех сил сдерживая нетерпение, — Пьемур был уверен, что рыба слышит звук, иначе почему она не попадается ему на крючок? — он затаил дыхание и стал подергивать леску, подражая движению живой наживки. Как раз тогда ему и послышался странный звук. Он поднял голову и огляделся, пытаясь понять, откуда раздается непонятный шум, еле различимый среди плеска воды. Он поднял голову: может, это дикие птицы или файры? Или, того хуже, всадники, которым он, плашмя растянувшийся на скале, был отлично виден?
Тут его внимание привлекло какое-то движение на берегу. Сначала он даже не связал его с непонятным звуком. И как раз в этот миг леска дернулась. Охваченный тревожным предчувствием, Пьемур чуть не упустил добычу, но, уже вставая но ноги и оглядывая берег, все же успел резко рвануть лесу.
На песке что-то двигалось… Совсем рядом с яйцом! Змея? Он подобрал первую желтохвостку, схватил за жабры вторую и бросился к берегу. Неужели…
Наконец, он понял, что же там шевелится, и на какой-то миг остолбенел от ужаса: по песку, жалобно пища, неуклюже переваливалось крошечное мокрое золотистое существо. Откуда ни возьмись в небе появились хищные птицы — их, как невидимым магнитом, тянуло к новорожденному файру.
«Первым делом накорми малыша», — прозвучал у него в ушах спокойный голос Менолли. Пьемур запутался в собственных ногах и чуть не упал на крошечную королеву. Дрожащими руками он нашарил на поясе нож, спеша разделать рыбу. «Отрезай кусочки величиной в палец, иначе малютка может подавиться».
Пока мальчик боролся с жесткой чешуей, крошечный файр бросился к нему, пронзительно вереща от голода.
— Нет, постой! Так ты подавишься! — крикнул Пьемур, отбирая у малышки рыбий хвост и отрезая кусочки понежнее.
Сердито крича, крошечная королева принялась жадно терзать рыбу. Коготки у нее были слишком мягкие, и Пьемур успел нарезать еще несколько кусочков. — Видишь, я стараюсь изо всех сил!
Они вступили в соревнование — кто окажется проворнее, голодная малютка или Пьемур со своим ножом. Ему удавалось опередить ее не больше, чем на один кусочек. Когда из-под ножа выскользнули мягкие рыбьи потроха, королева кинулась вперед, спеша схватить их. Пьемур засомневался: подходят ли новорожденной внутренности, набитые непереваренными Нитями, но зато, пока она расправлялась с ними, он успел отрезать еще несколько порций и не медля принялся за вторую рыбину. Мальчик помнил, что файра лучше кормить, держа на руках, — это закрепляет запечатление, но сначала нужно было запасти побольше еды. Покончив с потрохами, малютка обернулась к нему, ее радужные глаза жадно вращались, поблескивая красными искрами. Она пронзительно вскрикнула и, расправив непросохшие крылышки, ринулась к горке нарезанных кусочков. Пьемур поймал ее на полпути и, крепко прижав к груди, принялся по одному скармливать приготовленные ломтики, пока она не перестала вырываться. Наконец, утолив первый голод, новорожденная королева стала жевать помедленнее, и ее нетерпеливые вопли сменились тихим курлыканьем. Тогда Пьемур ослабил хватку и стал ласково поглаживать крошечное существо, дивясь упругой силе, таящейся в таком маленьком тельце, мягкости золотистой шкурки, энергии и подвижности этой малютки — его долгожданной королевы.
На них упала тень, и королева, подняв голову, предупреждающе вскрикнула. Пьемур посмотрел в небо и увидел, что осмелевшие хищники, выпустив когти, кружатся прямо над ними. Он взмахнул ножом, и его лезвие, угрожающе сверкнув на солнце, заставило птиц на время отступить.
Эти хищники довольно опасны, а он со своей новорожденной королевой совершенно беззащитен на голом берегу… Осторожно прижав малютку к себе, Пьемур подхватил леску, на которой все еще болталась рыбья голова, и припустил в сторону леса.
Королева протестующе пискнула, когда он метнулся в сторону, увидев, как вожак хищников собирается напасть на них сверху. Мальчик снова замахнулся ножом, но хитрая птица, пронзительно каркнув, увернулась.
Прижимая вырывающуюся королеву к груди, Пьемур со всех ног мчался к спасительному лесу. Он всегда полагался на свои быстрые ноги — теперь от его проворства зависели две жизни.
Краем глаза заметив снижающуюся тень птицы, он снова рванулся в сторону и злорадно усмехнулся, когда та, промазав, злобно заверещала. Хоть коготки малютки еще не окрепли, она больно оцарапала ему плечо, когда попыталась поймать свисающую с лески рыбью голову. Нырнув вправо, Пьемур избежал атаки третьей птицы, а королева упустила вожделенную добычу.
Четвертое нападение последовало так быстро, что Пьемур не успел вовремя увернуться, и острые когти задели его по плечу. Изогнувшись, он снова замахнулся ножом, но споткнулся и упал, сразу же откатившись на бок, чтобы защитить телом драгоценную ношу. Хищники круто разворачивались, спеша добраться до него на земле, — они радостно закаркали, увидев, что жертва упала и находится в их власти.
Поняв, что им не повезло, крошечная королева выскользнула из рук Пьемура и, вскочив ему на плечо, расправила крылья, словно бросая вызов врагам. По сравнению с огромными птицами малютка выглядела такой хрупкой и беззащитной, что ее бесстрашие придало Пьемуру недостающие силы. Мальчик вскочил на ноги, а она, уцепившись за его волосы и крепко обвив хвостом шею, продолжала вызывающе кричать, как будто ее дерзкая отвага могла отпугнуть противников. Тогда Пьемур побежал, как никогда до того не бегал. Он мчался что было сил, каждый миг ожидая ощутить когти хищников у себя на плечах. И вдруг торжество в их воплях сменилось страхом. Тем временем Пьемур, покрепче обняв маленькую королеву, успел нырнуть в густой подлесок. Укрывшись среди развесистых листьев и толстых стеблей, он обернулся, стараясь углядеть, что же вспугнуло их преследователей. Птицы торопливо удирали и, вытянув шею как можно дальше, мальчик увидел стаю файров, которые стремительно гнались за хищниками. Поспешно спрятавшись за куст, он успел заметить парящую над морем пятерку драконов. Королева снова вскрикнула, уже потише, негодуя, что никак не может достать рыбью голову. Опасаясь, как бы драконы не услышали, Пьемур отдал ей этот трофей, который она с довольным видом терзала, пока он наблюдал, как драконы кружат над тем самым местом, где еще недавно лежало яйцо. Не дожидаясь, пока они приземлятся, мальчик поспешил укрыться в глубине леса, лихорадочно вспоминая, не говорила ли Менолли: могут файры обнаружить своих новорожденных королев или нет. Но файры знают только то, что видят, а к тому времени, когда крылатые спасители появились над лагуной, он уже укрылся под пологом леса. А вопли птиц должны были надежно заглушить голос маленькой королевы. Теперь, когда Пьемур забрался в лесную чашу, крики ее стали утихать. Усталость взяла верх над голодом.