Он снял сандалии и погрузил ступни ног в холодный песок. Затем продолжил с печалью в голосе, как бы утешая кого-то:
— Несчастная пустыня. Как же она страдает днем, когда солнце обжигает ее тело. Она жалуется на свою боль, и ее песчинки исторгают волшебную музыку, безумные напевы. Пустыня бьет в свои барабаны до самого утра и вновь бросает свое тело в объятия палача, и вновь продолжаются ее бесконечные страдания.
Джаббур склонил голову к земле, его руки и ступни ног были погружены в холодный песок. Он слышал нарастающий грохот барабанов…
Ближе к полудню кончился весь бензин, а они так и не смогли найти главную дорогу. Джаббур выпрыгнул из машины и сказал, вытаскивая фляжку с водой:
— В полицейском участке знают, что мы выехали. Они скоро начнут поиски. Мы должны пешком добраться до главной дороги к тому времени, когда нас станут разыскивать.
— Отклонение от главной дороги было ошибкой с самого начала.
— Ошибкой было то, что мы напились. Меня уже сейчас мучает жажда. Я натворил такое, чего пустыня не прощает.
Он взял под мышку флягу с водой, и они пошли к главной дороге.
Наступил полдень. Солнце стояло в зените, нещадно опаляя тело пустыни. Они выпили уже всю воду, до последней капли, но до главной дороги так и не добрались.
Мисбах Саид сел на раскаленный песок, чтобы перевести дух. Джаббур остановился и смахнул пальцами пот с лица. Он всматривался в безжизненную пустыню, которая простиралась до самого горизонта. Мисбах облизнул пересохшие губы одеревеневшим языком.
— Я дальше не пойду… Не могу.
Джаббур протянул ему руку, но Мисбах покачал головой.
Солнечный диск медленно опускался за линию горизонта, окрашивая все в печальный багряный цвет. Постепенно начала спадать жара. Пресмыкающиеся и насекомые вылезли из своих убежищ и расползлись между кустарниками, развалинами и финиковыми пальмами. Люди вышли из своих хижин и разбрелись по полям. Заработали насосы, и вода потекла по пересохшим каналам. Люди скорбно рассматривали чахлые растения, которые солнце лишило зелени и жизни.
В саду перед гостевым домом собрались несколько мужчин в больших белых чалмах. Они с любопытством заглядывали в окна.
Подкатил лендровер, оставляя за собой огромный хвост пыли. Люди разбежались и скрылись за стволами пальм и за зданием муниципалитета. Из машины вылез высокий лейтенант в пепельной униформе, на погонах сверкали две серебряные звездочки, в правой руке он держал стек.
Войдя в гостевой дом, он присел на стул и сухо спросил:
— Как себя чувствуешь?
Мисбах Саид сел на койку, прислонившись спиной к стене.
— Слава аллаху, все в порядке, но барабанный бой все еще стоит в ушах. Есть новости?
— Барабаны? Какие барабаны? — удивленно спросил лейтенант.
Он вытащил из кармана пачку сигарет и протянул Мисбаху. Зажигая для лейтенанта спичку, Мисбах повторил вопрос:
— Есть новости?
— Ничего нового. Недавно говорил по рации. До сих пор его не удалось обнаружить. Машины продолжают вдоль и поперек бороздить пустыню.
— Мы должны присоединиться к поисковой группе, — сказал Мисбах.
Лейтенант уверенно возразил:
— Боюсь, что уже все кончено.
Прекратился шум насосов. Жители разошлись по хижинам. Поселок погрузился в ночное безмолвие. Лейтенант опустился на корточки на персидский ковер перед жаровней. Помешивая ложечкой зеленый китайский чай, он сказал:
— Его нашли в колодце. Он был совершенно голый.
Раздувая угли в жаровне пучком пальмовых листьев, он глухо добавил:
— Жажда заставляет человека ощущать тяжесть одежды. Более того, наступает такой момент, когда человек отбрасывает чувство стыда и идет совершенно голым.
Немного помолчав, он продолжал все тем же бесстрастным голосом:
— Жажда лишает человека здравого смысла. Ведь он мог разорвать рубашку, связать лоскуты и опустить их в колодец, чтобы ткань впитала в себя влагу. Однако он сбросил одежду, и в результате оказался перед жестоким выбором: умереть от жажды в двух шагах от колодца или, бросившись в колодец, утонуть в воде. Представляешь, что такое прошагать пятьдесят километров и найти смерть на дне колодца? Он долго боролся за свою жизнь, даже вырыл небольшую яму около колодца. И бросился в него, лишь когда потерял всякую надежду.