Проходили дни…
Я видел, как округляется стан Наимы, и мое сердце переполняла радость отцовства и ожидания сына, моего сына! Сын свяжет меня и Наиму узами, которые разорвет только смерть.
Наима с терпением и выдержкой переносила беременность. Она больше, чем я, сильнее, чем я, хотела подарить мне именно сына.
В конце августа, в самые жаркие дни, настал срок родов. Малыш уже настойчиво стучался в живот Наимы.
В тот душный вечер я рано вернулся домой. Наима встретила меня с улыбкой на пороге дома. Она старалась казаться веселой, но ее лицо выражало страдание. Она успокаивала меня, говорила, что чувствует себя хорошо, и не хотела, чтобы я вызвал врача.
Во время ужина я заметил на ее лбу крупные капли пота, но она вновь воспротивилась, чтобы я позвал врача.
В постели она быстро уснула. Я тоже начал дремать, но тут меня разбудили стоны Наимы.
— Что с тобой, любовь моя?
— Мне кажется, я рожаю…
Как безумный, я вскочил с постели и закричал:
— Как? Где? Когда?
Превозмогая боль, Наима рассмеялась:
— Али, прошу тебя, будь разумным и постарайся вызвать врача…
Было три часа ночи. Я бросился к телефону, вызвал врача, отца и мать.
Наима плакала, и я тоже едва сдерживал слезы.
Наима стонала:
— Али, где ты? Не оставляй меня! Ты нужен мне, как никогда, сейчас… мне больно, Али, облегчи мои страдания…
Пришли мать, отец и врач. Наима корчилась от боли и кричала. Врач осмотрел ее и сказал, что роды пройдут нормально.
Вот он — символ человечества. Врач, который помогает матери произвести на свет новое существо. В нем воплощены гуманизм, доброта, наука, культура. А рядом с ним мои отец и мать. Значит, все будет хорошо!
Как они были мне нужны сейчас! В их присутствии я видел божью руку.
О великий и всемогущий, милостивый и милосердный творец!
Придет ли наконец заря? Сегодня утро борьбы между жизнью и смертью!
И вдруг в тишину ночи ворвались автоматные очереди.
Я бросился к окну, распахнул его. Город спал, но издалека доносились звуки выстрелов.
Отец удивленно спросил:
— Как ты думаешь, что случилось?
Начали открываться окна в соседних домах. Прошло еще несколько минут, и послышался грохот идущих по улице танков и бронетранспортеров. Вот они уже под нашими окнами. Крики Наимы смешались с лязгом гусениц. Люди спрашивали, что же происходит в это утро в тихом городе Триполи.
Мы все столпились у окон, пораженные шумом и видом войск, идущих по улице. Вдруг я увидел высокого молодого офицера, стоявшего в открытой башне бронетранспортера, и закричал отцу:
— Смотри, это же наш Махмуд!
Махмуд вскинул голову, обвел взглядом окна и балконы, заполненные жителями, и крикнул:
— Братья, закройте окна!
Его взгляд упал на наш балкон, и Махмуд улыбнулся.
Раздался сильный крик Наимы. И вслед за ним — плач новорожденного.
Я крикнул Махмуду:
— Это революция, это революция, брат мой!
И десятки голосов вторили с балконов и из окон — революция, революция, революция!
И мать крикнула из комнаты Наимы:
— Сын, родился сын, Али! Тысяча поздравлений тебе! Нет ничего прекраснее сына!
Я крикнул вслед Махмуду:
— Он родился, родился…
И мой брат ответил мне издалека:
— Поздравляю новорожденного!
На рассвете ликующие толпы народа вышли на улицы Триполи, скандируя:
— Отдаем тебе душу и кровь, наша революция!
Новая жизнь рождалась в нашем доме, чтобы даровать нам счастье, которому нет конца.
Перевод Н. Журавлевой.
Халифа ат-Тикбали
Достоинство
Необъятная пустыня безмолвно простиралась под пологом ночи, всецело подчинившись ее власти. Находившийся неподалеку от меня экскаватор лихорадочно работал ковшом, вгрызаясь в чрево пустыни, гневно и мстительно вырывая из ее недр куски живой плоти.
Я сидел на открытой площадке перед складом, наблюдая за звездами, которые о чем-то шептались друг с другом, весь во власти очарования, завладевшего моим разумом и сердцем. Я чувствовал покой и умиротворение, наслаждаясь нежным, теплым ветерком, который овевал мне лицо, неся с собой тысячи приветов из неизведанных далей.
Прежде я никогда не работал ни в этом, ни в других военных лагерях и пустыню увидел впервые. Поэтому мне не терпелось разглядеть все, что меня окружало. Первую неделю я с жадной радостью наблюдал за окружающим меня миром: новой жизнью, новыми людьми, покорителями пустыни. Эти незнакомые мне люди вызывали у меня чувство уважения, потому что разгадали тайну пустыни. Она вошла в их кровь и плоть, она оставила свой отпечаток на их суровых, обожженных солнцем лицах, в крепких поджарых телах людей, привыкших к нелегкой жизни в этом песчаном океане.