– Я с вами, – тут же сказала Эдит, но я только отмахнулась.
С ней я не доберусь до Сегюра и за час. А я не хотела медлить.
Фу ты! Повторила слова этого… с саблей. И с письмом.
Правда ли, что у него письмо отца? Что ж, к вечеру узнаю.
Я припустила с луга бегом и не останавливалась, пока через полчаса впереди не показались каменные стены с башенками-бойницами. Только тут я позволила себе перейти на шаг и отдышалась.
Кормилица не ожидала меня так рано, и сразу поняла, что что-то произошло.
– Миледи? – она бросилась ко мне через двор, едва я вошла в ворота.
В руках у неё была плоская корзинка – наверное, собиралась идти в курятник, собирать яйца.
– Где Малькольм? – спросила я, ещё не совсем отдышавшись.
– В овчарне, – испуганно ответила она. – А что случилось? Почему вы одна?
– Ничего не случилось, – успокоила я её, потому что один заезжий проходимец – это, и правда, не событие. – Надо телегу отправить на луг, там десять зарезанных овец.
– Десять! – кормилица огорченно прицокнула языком. – Чтобы руки отвалились у того, кто это сделал!
– Да уж, – пробормотала я, отправляясь в овчарню.
Я не слишком торопилась, но и не слишком мешкала. Часам к шести вечера на всех башнях замка уже стояли мужчины с арбалетами, Малькольм собрал своих людей во дворе, сам вооруженный до зубов, а я распустила волосы, причесалась и надела своё единственное нарядное платье, которое сшили ещё до войны. Платье было из красного шёлка, с нижней юбкой из золотой парчи. Я давно не надевала его, и обнаружила, что оно стало очень свободно в талии – работа на пастбище в последние два года не прошла бесследно. Пришлось затягивать пояс потуже, а ещё – напудрить лицо, чтобы загар был не слишком заметен.
Мы уже зажгли факелы, когда на дороге показался чёрный конь.
Махнув рукой, я дала знак приготовиться, и поднялась на второй этаж, встав сбоку от окна, чтобы видеть и слышать всё, что будет происходить во дворе, но оставаться незамеченной.
Не прошло и четверти часа, как по камням застучали конские копыта, и во двор въехал уже знакомый мне мужчина с восточной саблей. Его шёлковая рубашка была покрыта пылью, как и лицо, он лениво перебросил ногу через луку седла и спрыгнул на землю, словно не замечая арбалетов, нацеленных на него, и Малькольма, который от усердия обнажил сразу два кинжала.
– Где хозяйка? – спросил всадник, вытирая лицо ладонью. – Мне нужна леди Маргарет. Я привёз письмо от её отца.
– Передайте письмо мне, сэр, – сказал Малькольм грозно. – Назовите своё имя и подождите здесь.
– Отдам письмо лично в руки леди Маргарет, – раздельно произнёс всадник. – Я – рыцарь короля, и вам нечего меня боятся.
– Передайте письмо, – повторил Малькольм.
– Только – леди – Маргарет, – повторил приезжий, и я поняла, что переговоры зашли в тупик.
Ладно, придётся выходить раньше, чем планировалось. Я сбежала по ступеням, на секунду задержалась перед порогом, чтобы пригладить волосы, и вышла на крыльцо, стараясь держаться прямо, как и положено благородной девице.
– Я – Маргарет Сегюр, – сказала я с достоинством, глядя на приезжего сверху вниз, потому что осталась стоять на верхней ступеньке. – Передайте письмо моему человеку, – я указала на Малькольма, – и не делайте резких движений.
Мужчина в чёрной рубашке окинул меня таким же взглядом, как тогда, на лугу, сунул руку в седельную сумку, и вдруг замер, уставившись на мои ноги.
– Забавляетесь, значит, – сказал он голосом, не предвещавшим ничего хорошего.
Я проследила его взгляд, и сразу всё поняла.
Туфли. С серебряными пряжками.
Их-то я не сменила. Собственно, мне и переобуваться было не во что. Это была моя единственная пара обуви – удобная и по ноге. Вилланы носили грубые башмаки или сабо, выточенные из дерева…
– Вот что, – услышала я голос приезжего, – хватит делать из меня дурака. Зовите сюда леди Маргарет, пока я добрый.
И прежде, чем кто-то успел хоть что-то сделать, мужчина в чёрной рубашке взлетел по крыльцу и оказался рядом со мной, схватив меня за руку повыше локтя.
Мои доблестные стрелки опоздали и теперь не могли стрелять без опасения попасть в меня. Из всей охраны только Малькольм бросился мне на помощь, неловко держа кинжалы, но приезжий, почти не глядя, упёрся ладонью ему в основание челюсти и сбросил с крыльца легко, как котёнка.
Малькольм рухнул на мостовую спиной, я вскрикнула, пытаясь вырваться, но мужская рука держала меня крепко, не позволяя броситься слуге на помощь.
– Мало того, – говорил приезжий, как чеканил, – что по твоей милости, красотка, я сделал крюк в пятнадцать миль, так ты сейчас снова взялась за враньё и выдаёшь себя за госпожу. За это полагается порка. Можем заняться ею где-нибудь на сеновале.