Их волнение и переживание, как зараза, распространялась в воздухе, и многие посетители таверны заметно нервничали и переглядывались. Я лишь тихонько хохотал про себя, а иногда, глупо улыбаясь, опускал взгляд в столешницу, если натыкался на грозный зырк от Ганса. Он не находил ничего забавного в этих сборах.
Ещё через несколько мгновений он присел рядом со мной и глубоко вздохнул.
― Дети ― цветы жизни, ― тихо сказал я ему.
― Да иди ты… Своих нет, вот ты и хихикаешь тут, как гниена.
― Ага, заведу пойму. Помню-помню, ― мы оба уставились на таверну, где между столами ходила Эмма.
Она очень пыталась работать, но руки мелко дрожали, а голова была забита предвкушением похода, путались кружки с пивом, поднос с тарелками едва не перевернулся на гостя. Маленькое приключение, пусть и простое, пусть без масштабных сражений и славы, но первое и такое долгожданное. Девочка, кажется, смирилась, что все с чего-то начинают, и совершенствовала свои боевые навыки с упорством и чёткостью, которым можно позавидовать.
Больше никаких пропущенных занятий, в спаррингах она не стремилась одолеть соперника, скорее разложить его на косточки и суставы, понять механику движений и предугадать. Такой подход меня знатно удивил, а вот Ганс, кажется, был не в восторге. Его надежда на: «Попробует и разонравится» ― таяла. А внутри боролись два чувства. Гордость и страх.
― И всё-таки ты воспитал прекрасную дочь, ― я коротко стукнул своей кружкой по лбу Ганса и, улыбнувшись, залпом всё допил.
Он кивнул и вымученно улыбнулся.
― Ей всего лишь шестнадцать.
― Неправильно ты, Ганс, говоришь. Ей уже шестнадцать, пора дать девочке немного свободы, ― трактирщик чуть поморщился, но кивнул.
Отправлялись мы после обеда. От зажиточного аристократа другого я и не ожидал. Но вот прибыть к нему полагалось не позже первых петухов. Ганс выглядел так, будто всю ночь не сомкнул глаз. Мрачный, чуть осунувшийся и, кажется, я заметил пару седых волос на его голове. Если он так нервничает сейчас, я даже представлять себе не хочу, что будет, когда Эмма захочет профессионально стать авантюристом.
Несмотря на обещание кормить в пути, Ганс всё равно собрал нам небольшой паёк, состоящий преимущественно из вяленного и сушёного мяса, хлеба, а ещё пару кусочков сыра и овощи. Бутлю с водой я принципиально отказался брать и показал Гансу, как в пути с помощью одной из моих мелодий чищу воду из речек. Его это, кажется, успокоило, и мы сошлись на двух небольших флягах.
К дому аристократа Эмма почти бежала, а я еле поспевал за ней. Небольшой мешочек с точильным камнем и полиролю неприятно бил по пояснице при быстром шаге. И почему я согласился тащить больше вещей?
Поспевая за Эммой, я посматривал на новенькие ножны её клинка. Ганс купил девочке небольшие кожаные доспехи на грудь и пару латунных поножей. Как бы ему ни хотелось, но Лучик вытребовала себе узкие плотные штаны и несколько просторных серых рубашек, Мэри, глядя на это, шипела себе под нос что-то про смирение и благоразумность. Но разве девочку что-то волнует кроме предстоящего похода?
Возле дома мы снова встретили двух магов, кажется, это были братья или просто близкие друзья, я уже плохо помнил. Риддик и Джордж, оба рыжие и какие-то слишком утончённые для людей. Во время первой встречи они удивлялись, зачем им балласт в виде двух недоавантюристов, но решающий выбор от них не зависел.
― Смотри, Джо, кто ещё пожаловал. Малышка Эмми и её бард на побегушках, ― Рид растянул рот, и, казалось, он вот-вот лопнет.
― Я тоже очень рада вас видеть, ― Лучик снисходительно улыбнулась в ответ. ― Нас уже ждут? Куда идти?
― Никуда, сначала мы дождёмся того амбала и только потом все вместе присоединимся к рыцарям графа, ― Джо ответил куда спокойнее и облокотился на стену дома.
― А когда он будет?
Джордж пожал плечами и прикрыл глаза, казалось, что за энергичность и доставучесть в их паре отвечал Рид. Тот уже в прямом смысле раскручивал Эмму вокруг своей оси, рассматривал её доспехи, а ещё щупал новенькие ножны метательных ножей. В груди неприятно кольнуло от рук так тянущихся к Лучику, от липкого и мерзкого взгляда на её бёдра. Она ведь ребёнок!
Хотя ей ведь уже шестнадцать, и Рид ничего такого не делает — рассматривает кожу и рисунок на ней, расспрашивает, чья это работа и, кажется, и сам хочет сходить к Луису за новой поясной сумкой. Медленно вздохнув и выдохнув, я тоже прикрыл глаза, нашёл небольшой бугорок рядом с лестницей в дом графа. Скинул в кучу вещи и присел рядом.