Владимир Мезенцев
БАРДИН
В основе действительного наслаждения человека своей работой лежит осуществление мечты, которая была руководящей идеей в течение всей его сознательной жизни.
ОТ АВТОРА
Перед вами книга о человеке замечательной судьбы. Впрочем, применимо ли здесь это слово — «судьба»? Выходец из социальных низов, всеми порядками Российской империи определенный быть тем, кому надлежит обслуживать «господ», он своей энергией, трудом, горением жизни стал одним из тех, чьи имена история заносит в книгу своей памяти. Памяти и благодарности за все, что они сделали для народа, для Родины — ее настоящего и будущего.
Уже в пожилом возрасте, обозревая свою богатую сокрытиями жизнь, Иван Павлович Бардин писал: «Моя жизнь проходила на рубеже двух исторических эпох. Я был свидетелем тяжелой жизни народа дореволюционные годы, видел, как рождались силы, которые разрушили старую и построили новую жизнь, когда человек перестал быть для другого волком, когда все ценности, созданные народом, стали его достоянием».
Необычайно ярко отразилось это неповторимое героическое время в жизни одного человека — сына сельского ремесленника, рабочего на американских заводах, организатора отечественной металлургии, ученого с мировым именем, Героя Социалистического Труда академика Ивана Павловича Бардина.
При работе над книгой я считал себя обязанным передать читателю описание и оценку некоторых событий в жизни И. П. Бардина так, как о них писал он сам в своей книге «Жизнь инженера» (издательство «Молодая гвардия», 1938) и в «Воспоминаниях», большая часть которых вошла во второй том его избранных трудов.
ДАЛЕКОЕ
По словам матери, ребенок родился на два месяца раньше положенного срока. Много дней его держали на печке, завернутого в вату. Первого ноября (ст. ст.) 1883 года рождение было засвидетельствовано православной церковью: у портного села Широкий Уступ Аткарского уезда Саратовской губернии Павла Дмитриевича Бардина и его жены Дарьи Михайловны появился сын, в соответствии со святцами он наречен Иваном.
Были ли рады родители появлению на свет своего первого ребенка?
Много лет спустя, восстанавливая в памяти картины своего детства, Иван Павлович приходит к выводу — нет, они были скорее всего… напуганы!
Сын родился без волос и ногтей, со сморщенными бесформенными ушами, лицо его очень мало чем походило на человеческое. Все это так поразило молодых родителей (матери, когда она вышла замуж, было всего шестнадцать), что они сразу же махнули на ребенка рукой, не уделяли ему никакого внимания. Вид первенца и пугал и отталкивал. Спасла внука бабушка со стороны матери. Она да еще младшая сестра матери, Саша, и выходили мальчика.
Эта с трудом объяснимая неприязнь родителей, к своему первенцу осталась и позднее, когда семья пополнилась его братьями и сестрами. «Отец и мать, — с горечью вспоминал Иван Павлович, — относились ко мне как к какому-то неполноценному существу. Появившиеся после меня дети физически были крепче меня, и симпатии родителей были на их стороне. Отец и мать всегда говорили, что вот они — «настоящие дети», быстро усваивают все премудрости жизни, а я — «недотепа», «никудышный».
Такое подчеркивание моей никчемности, непригодности к чему-либо дельному ярко чувствовалось до тех пор, пока я не остался в семье почти один. После того как почти все дети умерли, отношение родителей несколько изменилось».
Воспитание ребенка ограничивалось внушениями вроде: «с родителями нужно разговаривать на «вы», мать называть маманей, а отца — папаней», «дружить следует: с детьми, что ходят в гимназию, носят мундирчики, а родители их имеют свои дома».
На всю жизнь запомнил мальчик одну из тех обид, которые так остро воспринимаются в раннем детстве. Было это уже в Саратове, куда перебрался в поисках лучшей жизни отец, Павел Дмитриевич. Однажды он принес домой лимон. Дети впервые увидели этот южный плод. За чаем глава семьи стал делить его между всеми. Каждый получил по кусочку, а Ивану отец дал лишь самую шишечку плода. От огорчения тот заплакал. «Родители стали смеяться надо мной». Мальчик убежал из-за стола и забился в угол. Острая обида переполняла его маленькое сердце.
Вряд ли ли мы будем правы, если решим, что родители будущего академика были людьми бессердечными, что издевательство над собственным ребенком доставляло им удовольствие. Нет, правда заключалась в том, что они были типичными представителями среды, где каждодневное бытие людей заполнялось борьбой за свое маленькое благополучие, за то, чтобы сегодня и завтра было чем накормить семью, наконец, обязательно, чтобы все было «как у всех». Это был серый, неисходный и жестокий мир людей, которые всю свою жизнь «выбивались в люди», у них незаметно для себя исчезало все, что было связано с теплотой отношений, остротой восприятия чужой и своей боли.