– Я просто бродил по свету. Никогда не покидал Приграничий. Где музыку слышу, туда и иду. Вот и сюда меня привела ваша песня.
Услышав это, все прыснули со смеху и вновь наполнили свои кружки и кружку Найрна за компанию.
– Старая песня, – сказал один. – Меня ей бабка выучила. И отец тоже пел ее, когда чинил сети. Значит, что творится к югу от Приграничий, ты не видал? – увидев выражение лица Найрна, он ненадолго умолк. – А, может, и не слыхал?
Найрн покачал головой.
– А что там?
– Война.
Найрн вновь покачал головой. О войнах он знал только из старых песен. Но вдруг, под скрип дощатой двери на ветру, под бесконечный буйный рокот прибоя снаружи, под треск огня внутри, каменные стены убогой лачуги показались ему хрупкими, будто яичная скорлупа. Оказывается, помимо огня, ветра и волн, следовало бояться чего-то еще. И этого чего-то может вовремя не заметить даже он, исшагавший все Приграничья… Найрн слегка вздрогнул. Глядя на него, собравшиеся вокруг одного из двух обшарпанных трактирных столов закивали.
– Лучше тебе, парень, затаиться. Король будет собирать воинов для защиты Приграничий даже здесь, на дальнем севере.
– Я же менестрель. И нож ношу лишь затем, чтобы освежевать зайца на ужин или вырезать новую дудку для волынки. Не более.
– Ты сильный, здоровый мужчина о двух ногах, чтоб маршировать, о двух ушах, чтобы слышать приказы, и пальцев у тебя довольно, чтоб удержать меч или лук. Такие-то им и нужны.
– А что такое «волынка»? – спросил кто-то.
Найрн вынул инструмент из заплечного мешка.
– Я слышал ее на холмах запада. Ее звуками там созывают кланы со склонов окрестных долин. Напевы могут быть разными, но звук любого из них способен сорвать с ястреба все перья до одного.
Он заиграл. Минуты не прошло, как все застонали, моля о пощаде. Он пригрозил продолжать до тех пор, пока они не споют ему еще. К концу вечера все сидели, привалившись друг к другу, и тихо подпевали его арфе. К Найрну, устроившемуся у огня и мечтательно подыгрывавшему пению темных волн, запутавшихся в лунных лучах, подошел трактирщик.
– Оставайся, – негромко предложил он. – Наверху, под стрехой, есть комнатка, где спала дочь, пока не вышла замуж. Я буду тебя кормить и монетку подбрасывать, когда смогу. И жаркого из устриц – сколько душа примет. Все лучше, чем бродяжить по королевству – в такие-то времена.
– Хорошо, – согласился Найрн. – Останусь на время.
«Время» оказалось короче, чем хотелось бы, но много приятнее, чем ожидалось – особенно после того, как Найрн познакомился с дочерью трактирщика, увидел ее глаза, серебристо-зеленые, как листья ив, услышал ее необычайно звучный грудной смех. Она пришла рано поутру и начала готовить пищу на день – хлеб, кастрюли похлебки и жаркого, баранину на вертеле. В ответ на темный, глубокий, полный желания взгляд она отвесила Найрну оплеуху, но миг спустя расхохоталась. Несколько дней после этого она поглядывала на него, когда думала, что он не заметит, но он чувствовал ее взгляды – короткие, любопытные, точно стук хрупкого клювика, пробивающегося наружу сквозь скорлупу яйца.
Однажды утром она явилась в предрассветный час и скользнула к нему под одеяло, на соломенный тюфяк на чердаке.
– Сам-то пошел в море с утренним отливом, – шепнула она. – А отец спит глухим ухом кверху. Только не прими это за что-то большее, чем оно есть на самом деле.
– Нет, – беззвучно выдохнул Найрн, пускаясь в новый путь, которому не было видно конца. – Конечно. Конечно, нет.
По вечерам он играл в трактире, дни же безраздельно принадлежали ему. Днем он странствовал по голым прибрежным пустошам в поисках крохотных каменных хижин, где жили пастухи и рыбаки, выпрашивал песни у беззубых стариков, гревшихся у очага, слушал ребенка, игравшего с плавником и ракушками, и мать, певшую, качая ногой колыбель и сбивая масло. Древние песни звучали в этих краях: его чуткое, ненасытное ухо улавливало в немудреных стихах отголоски преданий глубокой старины. Порой беззубые старцы с затуманенным взором, жмущиеся к теплу очагов, рассказывали Найрну легенды о волшебстве и силе. Все это истинная правда, уверяли они. Все это было на самом деле – давным-давно, в незапамятные времена… Дети учили его считалкам, девочки постарше показывали приворотные амулеты – связки крохотных раковин, высушенных цветов, прядей волос, перевязанных разноцветной пряжей – и рассказывали, где их закапывать и что при этом петь.
– Вот этот зарой в песок в самой середке Ведьминых Зубов. Сам увидишь – темные камни там, на берегу, похожие на клыки.
– А этот отдай в дар Камню Владычицы, когда взойдет полная луна.