Выбрать главу

искупавшись, взбирались на цветные плиты; окаймляющие бассейн.

– Ну, пошли! – торопил Балич.

Мюнх спустился на несколько ступеней и застыл.

По песку к ступеням, ведущим на террасу, шла молодая женщина в прозрачной купальной шапочке. Она была очень стройна и каждым движением, казалось, старалась еще больше подчеркнуть это. Ее обнаженное тело прикрывала лишь небольшая набедренная повязка. Еще влажная после недавнего купания миндального цвета кожа блестела на солнце.

Девушка поднялась на первую ступеньку и сорвала с головы шапочку. Волны модно-желтых густых волос рассыпались по плечам. Она откинула рукой локоны со лба, подняла голову, взглянула в сторону террасы и вздрогнула, увидев стоящего у лестницы Мюнха.

– Смотри, Кама! – воскликнул Ром.

Но Модест уже и так узнал ее. Он изумленно смотрел на девушку и не мог выдавить из себя ни слова.

Еще минуту назад он не был уверен, еще колебался.

Теперь, когда их глаза встретились, он уже не сомневался… Это была она!

Он нервно сжал веки. Хотел отогнать от себя этот образ, это дьявольское наваждение.

Но образ не исчезал.

Ему оставалось только одно – бежать! Он резко повернулся и, перескакивая через ступени, бросился к выходу. Балич догнал его уже в глубине аллеи.

– Мод? Что с тобой?!

Он схватил монаха за руку, но тот вырвался, будто рука

Балича жгла его раскаленным железом.

– Отойди! Отойди! Не подходи ко мне! – почти кричал он.

– Мод! Успокойся! Что с тобой?

– Не мучай меня! Уйди! Во имя Отца и Сына…

– Успокойся! Давай сядем здесь, на траве. – Ром опять протянул к нему руку.

– Нет! Нет! Прочь! Прочь! Изыди! – Мюнх отчаянно шарил глазами по траве.

– Послушай, Мод…

Монах быстро наклонился и схватил лежащий у ног камень.

Ром не собирался отступать.

– Мод, это же глупо…

– Изыди! Изыди, не то… – предостерегающе крикнул

Мюнх и замахнулся.

Ром отступил. Положение становилось серьезным.

– Что тут происходит?

Оба одновременно повернули головы.

Со стороны душевых к ним шел Микша.

– Стеф! – отчаянно закричал Мюнх и кинулся к нему. –

Забери меня отсюда, Стеф! Забери! – он нервно схватил астронома за рукав.

– Хорошо. Пойдем. Так, пожалуй, будет лучше…

– Не ожидал я такой реакции, – начал было Балич, но

Микша прервал его:

– Глупее не придумаешь!

– Я хотел…

– Уж лучше помолчи. Прошу тебя! Поговорим позже…

VIII

Микша долго не возвращался. Дарецкая несколько раз пробовала дозвониться до него, но напрасно.

Балич больше не пытался скрывать волнения. Он нервно метался по кабинету с такой отчаянной миной, что

Кама не решалась укорами усугублять его и без того угнетенное состояние.

Наконец почти после двух часов ожидания коренастая фигура Стефа появилась в приоткрытых дверях.

– Однако я не такой уж плохой дипломат, – бросил он с порога. И, закрывая за собой дверь, добавил: – Пожалуй, что-нибудь из этого получится…

– Вы слишком долго говорили…

– Он меня дьявольски измучил, – вздохнул Микша, садясь. – Но я не жалею. Разговор был кретинский, но в общем-то дело не так уж скверно.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Он ждет тебя, Кама! И с нетерпением.

– А есть ли смысл? Сейчас?

– Наверняка. Однако сначала мы должны поговорить втроем.

– Что он говорил обо мне? – неуверенно спросил Балич.

– Ой, Ром, Ром, заварил ты кашу!. И тебе самому придется ее расхлебывать!

– Как это понимать?

– Тебе нельзя появляться ему на глаза. Во всяком случае, сейчас. Ты для него, мягко говоря, ученик дьявола!.

– Ты не пытался ему объяснить, что…

– Пытался, но впустую. Все гораздо сложнее, чем ты думаешь. Честно говоря, в этой стычке я вынужден считать тебя потерянной позицией. Во всяком случае, сейчас.

Брови Балича гневно сдвинулись.

– Вот как? Понимаю… – начал он укоризненно. –

Спасая авторитет Камы, ты пожертвовал мною.

– Пожалуйста, не прерывай! Дело не в том, Кама это или кто-либо другой… Важно сохранить влияние на Модеста.

– Ты хочешь сказать, что тебе безразлично, кто будет продолжать исследования?

– Почему же? Не безразлично! Но…

– Дайте-ка сказать и мне, – вмешалась Кама. – Дело не в авторитете, а в доверии. Это во-первых. Во-вторых, я не намерена быть предметом культа и поэтому просила еще до этого глупейшего инцидента, чтобы Ром противодействовал таким тенденциям.